заучивали наизусть такой стишок:
Финт Крут вспомнил это четверостишие, идя по коридору за Дубцом.
«Крак, эвак? Что за стихи? “Эвак” даже не слово, а так, военное сокращение. Именно такой жаргон предпочитал Джулиус. А еще я рад, что моей любимой Леоноре не пришлось встретиться с моим мужиковатым братцем. В противном случае никакой магии не хватило бы убедить ее выйти за меня замуж».
В глубине души Финт прекрасно понимал: встреч Леоноры с народцем он не допускал только потому, что буквально десятиминутный разговор с любым обитателем Нижних Уровней развенчал бы в глазах жены его образ благородного революционера, на создание которого Финт положил столько сил. К счастью для себя, Крут давно научился не прислушиваться к внутреннему голосу.
Другие заключенные, тяжело волоча ноги, выходили из камер и ковыляли по узким мосткам к главному проходу. На каждом красовались кандалы и тюремная роба цвета лайма. Многие вели себя демонстративно храбро и самодовольно, презрительно усмехались, но Финт по опыту знал, что опасаться следует тех, кто смотрел спокойно. Эти уже не подлежали перевоспитанию.
— Шевелитесь, зэки! — крикнул особенно отвратительный, похожий на кроманьонца огромный пикси — такие иногда рождались в Атлантиде из-за постоянной жизни при повышенном давлении. — Все сюда. Не заставляйте меня использовать дубинку.
«По крайней мере, на мне полный парадный мундир», — подумал Финт, не обращая внимания на крики надзирателя, но это не особенно утешило его. Мундир не мундир, а по проходу его гнали как обычного преступника. Грела лишь мысль о том, как он при первой же возможности прикончит Дубца, а потом отправит Лите по электронной почте письмо с извещением о ее новом семейном положении. Скорее всего, она не расстроится.
Дубец поднял сжатую в кулак руку, останавливая процессию на перекрестке. Заключенным пришлось ждать, как бессловесному стаду, когда мимо них на воздушной подушке проплывет большой, опоясанный титановыми лентами металлический куб.
— Опал Кобой, — пояснил Дубец. — Ее даже теперь из камеры не выпускают, такая она опасная.
Финт разозлился. Опал Кобой. Здесь, на дне моря, о ней судачили целыми днями. Если верить последним слухам, где-то существовала другая Опал Кобой, явившаяся из прошлого, чтобы спасти себя в настоящем. Обитателям Атлантиды жилось бы гораздо лучше, избавься они от навязчивых мыслей об этой треклятой Опал Кобой. Если кому-то и следовало беспокоиться об Опал Кобой, так это ему, Финту. В конце концов, это она убила его младшего брата. Впрочем, лучше об этом не думать — от мыслей о прошлом того и гляди язва разыграется.
Куб плыл мимо них по воздуху целую вечность, и Финт успел насчитать три двери на его грани.
«Три двери. В моей камере была только одна. Почему Кобой предоставили такую большую, с тремя дверьми?»
Неважно. Скоро он вырвется на свободу и сможет купаться в королевской роскоши.
«Мы с Леонорой вернемся на остров, где состоялась наша первая, такая драматическая встреча…»
Как только перекресток освободился, Дубец повел их к причалу для шаттлов. Сквозь прозрачный пластик Финт видел, как толпы горожан быстро, но без паники идут к своим спасательным капсулам. На верхнем уровне группы более состоятельных жителей Атлантиды направлялись к личным эвакуационным шаттлам, каждый из которых, вероятно, стоил больше, чем Финт мог украсть за неделю.
«Кружевные воротники и манжеты снова в моде, — с некоторым удовольствием отметил он. — Я так и думал».
Коридор выходил на грузовой причал, на котором группы заключенных нетерпеливо ждали, когда откроются ведущие прямо в море воздушные шлюзы.
— Во всем этом нет ни малейшего смысла, — заметил Дубец. — Водяные пушки разнесут зонд на куски. Все мы вернемся сюда буквально через несколько минут.
«Не все, — подумал Финт, даже не озаботившись скрыть улыбку. — Кое-кто из нас не вернется никогда».
И тут он понял, что это действительно так. Даже если его план сорвется, он никогда не вернется сюда. Финт Крут так или иначе обретет свободу.
Дубец открыл двери шаттла своими ключами, и заключенные гуськом проследовали в салон. Как только все заняли свои места, Дубец включил защитные дуги, как на аттракционах, здесь выполнявшие функцию эффективных ограничителей свободы. Все еще закованные в кандалы заключенные оказались прижатыми к креслам. Совершенно беспомощными.
— Всех рассадил, Тупец? — спросил пикси-кроманьонец.
— Да, всех. И меня зовут Дубец!
Финт ухмыльнулся. Издевки сослуживцев весьма помогли ему переманить Дубца на свою сторону.
— Я так и сказал, Дурец. А теперь почему бы тебе не вывести это ведро отсюда на фиг, предоставив мне позаботиться о наших страшных зэках?
Дубец ощетинился.
— Погоди минуту…
У Финта не оставалось времени на пробу.
— Превосходная мысль, мастер Дубец. Докажите, что вам не зря вернули штурманское свидетельство, а вашему коллеге позвольте надзирать за нами — страшными зэками.
Дубец коснулся пальцем шеи.
— Конечно, почему бы и нет? Я должен вывезти всех, как положено.
— Вот именно. Вы же понимаете, насколько это разумно.
— Давай, Пупец, — оскалился огромный надзиратель, на переделанном нагрудном жетоне у него значилось «К-МАКС». — Делай, как говорит зэк.
Дубец сел за пульт управления и быстро произвел предпусковые проверки, тихонько насвистывая сквозь жабры, лишь бы не слышать насмешек К-Макса.
«К-Макс еще не знает, как он попал», — подумал Финт, получая от этой мысли огромное наслаждение. Он чувствовал себя обладателем безграничной власти.
— Прошу прощения… господин К-Макс, если не ошибаюсь?
К-Макс прищурился и смерил дерзкого заключенного грозным взглядом. То есть это надзиратель полагал, что смотрит грозно, а на самом деле он выглядел как близорукий водяной, страдающий от запора.
— Не ошибся, зэк. Король максимальной безопасности.
— О, понимаю. Кличка. Как романтично.
К-Макс помахал электрошоковой дубинкой.
— Никакой романтики. Можешь спросить у моих трех бывших жен. Я здесь, чтоб отравить вам жизнь, — вот и все.
— Ой! — игриво воскликнул Финт. — Простите, что заговорил с вами!
Этот короткий обмен репликами позволил Дубцу вывести шаттл из дока, а еще одному пассажиру — сориентироваться и понять: старый главарь начинает действовать. На самом деле десять из двенадцати прижатых к креслам страховочными дугами закоренелых преступников в разное время работали на Финта и в большинстве своем отнюдь не бедствовали вплоть до самого ареста. Дубец, вернув себе штурманское свидетельство, устроил так, чтобы все они сидели рядом.
«Капитан порадуется, если в критический момент рядом будут друзья», — рассуждал Дубец.
