возникнут, мы поможем их тебе решать. В общем, я предлагаю тебе взаимовыгодное сотрудничество.
– Но сначала я должен показать вам, где спрятан труп Кирзача? – усмехнулся Вайс.
– Я этого не говорил. Но раз ты напомнил… Да, было бы неплохо. Это признание станет залогом нашего сотрудничества.
– А что, неплохо было бы взять под себя весь город. И первый парень на деревне, и денег много… Честолюбие, жадность. На этом хотите меня поймать? Только я не понимаю, о каких людях вы говорите. И как я могу взять под контроль весь город, я тоже не понимаю…
– И ничего не знаешь? – разочарованно спросил Дукатов.
– Не знаю.
– Ладно, у тебя появится возможность, и узнать все, и понять. В СИЗО тебя отправим, там тебе и цирк будет, и всякие другие увеселения. Петушки на палочках, шарики на ниточках. Все будет…
– На каком основании?
– Оснований хватает. При задержании у тебя был изъят боевой пистолет.
– Это не мой. На нем нет моих пальчиков.
– Да? Ты думаешь, что протер свой пистолет платком, и всё? Нет, не всё. Ты забыл про обойму, ты забыл про патроны, ты забыл про внутреннюю часть затворной рамы. А там были твои «пальчики», и эксперт уже составляет заключение… Считаешь, что умный, и мы не сможем тебя сломать. Но ты и здесь ошибаешься. И я это тебе докажу.
– Это подстава, начальник. Этот пистолет ты разобрал в кабинете, я помог его тебе собрать. Отсюда и «пальчики»… Где понятые, начальник? Где протокол изъятия?
– Думаешь, выкрутишься? И не надейся… Мы тебе все припомним, Вайс, – пренебрежительно скривил губы Дукатов. – И как ты Павлова в наручниках держал, и как пистолетом ему грозил…
– Кто это докажет? Твои менты? Так в суде ментам не верят. Им нигде не верят, начальник.
– Ну почему же, нам можно верить. И я постараюсь тебе это доказать. Говорю, что в СИЗО тебя ждет веселая жизнь, и ты ее получишь…
Полковник вызвал конвой, и Вайса увели в камеру. Пока это предварительное заключение. Но впереди его ждал следственный изолятор. И очень плохо, что Вайс настроил Дукатова против себя.
Позади, за спиной с глухим стуком закрылась дверь, а впереди – ад в земном его воплощении. Сколько раз Джек представлял, как войдет в камеру, как окажется с глазу на глаз с прожженными уголовниками. Кирзач рассказывал, как приходилось ему кулаками отстаивать свои права. Он-то справился, а сможет ли выстоять Джек? Что, если опустят его здесь, сделают изгоем? Если он сломается, то братва на воле тут же узнает об этом. И тогда от него отвернутся даже самые преданные. Таковы законы уголовного мира. Невероятно жестокие законы.
Справа от двери смердела загаженная дырка в полу. К той же стене изголовьями жались койки в три яруса. Один ряд, второй, третий… Возможно, был и четвертый, но в камере много людей, и далеко не видно. Слева – деревянный стол, скамейки, уголовные рожи.
Джек осторожно подошел к столу, во главе которого сидел плюгавый тип с темным, изрытым оспой и морщинами лицом. Холодно в камере, спортивная кофта на нем, не видно, что выколото на чахлой груди, но на пальцах татуированные перстни – яркое свидетельство богатой уголовной биографии. Джек мог бы уложить его одним ударом, но делать этого нельзя. Плюгавый здесь явно центровой, и два бритоголовых здоровяка подпишутся за него, не раздумывая. Охраняют они его, потому и сидят рядом. И еще три уголовника с ним, из тех, для кого тюрьма – дом родной.
Давно Джек не испытывал такого страха, как сейчас. Одно неловкое движение, одно неосторожное слово, и на него насядут со всех сторон, и вряд ли он сможет отбиться. Тогда все. Но все-таки он взял себя в руки, с холодком под коленками подошел к столу.
– Здорово, кого не видел.
Плюгавый с интересом смотрел на него, на губах у него глумливая ухмылка. Дескать, что это за лох крутого из себя строить пытается?
Одной рукой Джек удерживал скатанный матрас, в другой у него битком набитая сумка. И колбаса там копченая, и сало с нежной мясной прослойкой. Это Шрам подсуетился. Он и адвокатов нанял, и снабжение организовал. На ментов со всех сторон давить будут, пока они обвинения не снимут. В ход идут деньги, угрозы, наезды. И на Шельму надавят, и на его бабу, пусть они не думают, что менты смогут уберечь их от возмездия. Работа идет, дело движется.
А у блатных в тюрьме, похоже, полный застой, и с харчами, не густо. Большая кружка чая на столе, печенье в миске, карамельки.
– Вот, на общак вам, – Джек поставил сумку на свободный край скамейки. – Сколько надо, столько и возьмите. Братва еще подгонит…
– Братва? – пакостно ухмыльнулся патлатый тип с утиным носом и с какими-то мерзкими наростами на лице. – У тебя и братва такая же сладкая, как ты, пряничек?
– Откуда ты такой взялся, петушок? – засмеялся пучеглазый верзила с вытянутым как у лошади лицом.
Джек глянул направо, налево, пожал плечами.
– Нет со мной никаких петушков… Джек меня зовут. И братва моя весь город держит.
Плюгавый презрительно скривился, глядя на него. Но чувствовалось, что под впечатление он все-таки попал. Не могли уголовники не знать, кто такой Джек. Иначе они вовсе и не уголовники…
– Слышал о я таком беспредельщике. Лютый, говорят, отморозок…
– Хочешь жить, умей вертеться.
– Я бы тебе сказал, на чем ты будешь вертеться, – ухмыльнулся плюгавый. – Но ты и сам об этом знаешь.
Уголовники засмеялись, глядя на Джека, как на последнего чмошника.
– Ну, и какой тебе от этого толк?
– А говорят, ты Дачника замочил. А Дачник вор знатный…
– Вор. Но не в законе. И не мочил я его. Кирзач это все. Я ему говорил: с блатными договариваться надо…
– Гонишь ты все. О чем нам с тобой договариваться?
– Смотрящий от вас должен быть, по городу. А нет никакого смотрящего. Сопли ваши воры жуют. Нет смотрящего, потому и бардак в городе. Всякие Вайсы, беспределят, людей почем зря мочат. А был бы вор сильный, он бы его в стойло поставил…
– Будет вор. И вас всех в стойло поставит. Очень скоро будет, – с угрозой в голосе сказал плюгавый.
Так Мальчиш-Кибальчиш пугал Главного Буржуина – дескать, придут наши. Кто-нибудь придет, когда- нибудь. Все как-то несерьезно. И не верил Джек плюгавому. Но вид сделал, что к его словам отнесся предельно серьезно.
Впрочем, может и маячит на горизонте сильная воровская личность. Кто знает.
– А ты меня не пугай. Мне не страшно. Мы уже с пацанами обсуждали такой вариант. Если человек серьезный, то будем на общак башлять. Да и сейчас прогон на тюрьму серьезный сделаем, – пообещал Джек. – Кто у вас на крытке смотрящий, с кем я могу поговорить на эту тему?
Плюгавый задумался. На роль большого смотрящего он не тянул, но и отличиться перед воровской братией очень хотелось. Джек сам вызывался отстегивать в общак, но плюгавый может разрисовать это дело так, как будто он уломал Джека. Пусть как хочет, так и малюет, лишь бы чертом не назвал…
– Маляву мы зашлем, – в раздумье кивнул плюгавый. – Есть человек, он с тобой эту тему оботрет… А ты значит, Джек. Слыхали мы про тебя, слыхали. Ну, присаживайся за дубок, рассказывай, как ты дошел до такой жизни.
– Нормальная жизнь, – улыбнулся Джек. – Кучерявая.
– Вот и расскажи, как ты кучеряво живешь, а мы послушаем. Да, братва?
Уголовники закивали. На Джека они смотрели с показной неприязнью, но не зло, без агрессии. И еще им очень хотелось знать, как живет братва из новых, из тех, кто параши не нюхал, но смог нагнать на город столько страху.
– Да мне бы упасть бы где-нибудь сначала.
