пустующей квартире кто-то появился. Но все было тихо. И непонятно, откуда взялся Сквалыгин. Но ведь он взялся. И Катя неспроста приснилась и знак подала.
Видимо, Спартак не предъявил Красницкому Сквалыгина, не стал объяснять, кто конкретно помог вывести банкира на чистую воду. Потому Саня и остался при деле. И сейчас продолжает работать на прежних боссов. А ведь Костя советовал брать ноги в руки и бежать… Может, с головой у Сквалыгина не все в порядке или еще что-то, но мужик в деле, и его нужно брать за жабры.
Но Сквалыгин с напарником уже возле своей машины; вот он открывает дверцу, садится за руль. А во дворе люди, и, если Костя набросится сейчас на отбойщиков Красницкого, они как минимум могут стать свидетелями происшествия. А как максимум попасть под раздачу. Вдруг Сквалыгин со своим подельником начнут стрелять? Да и у Кости есть ствол, он тоже может пустить его в ход.
– Давай за ними! – Базальт тихонько хлопнул Гену по плечу. – Только не сразу…
Они позволили серебристому «Опелю» выехать со двора и только тогда стартовали сами. Сквалыгин, что называется, не первый год замужем, к тому же он битый волк, поэтому следить за ним нужно очень осторожно.
– А это кто такие? – спросил Юра.
– Подарок судьбы, – усмехнулся Костя.
Или Юра прозевал Сквалыгина, или тот вообще не заходил в квартиру, но он мог бы уйти, если бы Костя его не знал. Но нет, Гена уже сел ему на «хвост», и есть вероятность взять этого деятеля за шкирку, как в прошлый раз. Вдруг через него удастся выйти на Катю?
– Только этот подарок в сундуке.
– В каком сундуке?
– А который на колесах. Игла в яйце, яйцо в зайце, заяц в утке, а утка в сундуке…
– Яйцо в утке, а утка в зайце, – поправил Гена.
– А все равно в сундуке, – хмыкнул Костя. – И если сундук уйдет, игла будет в твоем яйце. Уразумел?
– Нормально все будет.
– Видел я этих зайца и утку, – сказал Юра. – Они в подъезд зашли, а потом сразу вышли…
Голос его предательски дрогнул. Костя резко развернулся, и тот испуганно отвел взгляд в сторону.
– Сразу вышли? – резко спросил он.
– Э-э… Ну да, сразу.
– Врешь!.. Проспал? Колись!
– Э-э… Нет… Тихо было…
– А ты что скажешь? – Костя пристально посмотрел на Гену.
– А что я? Ну, закемарил немного. Так не моя же вахта… И сам ты кемарил…
– Мне тоже можно было. А Юре нельзя. Теперь я понимаю, почему вы Катю проворонили. Лучше бы я сам все сделал…
Костя достал из-за пояса пистолет, накрутил на ствол глушитель. Чутье подсказывало, что волына ему очень скоро понадобится. Выведет его Сквалыгин к месту, где находится сейчас Катя.
Но сначала он вывел Костю к супермаркету, где пропадал не меньше часа, прежде чем вернулся в машину. Они с напарником забили продуктами весь багажник и заднюю часть салона. Похоже, затоваривались на большую толпу. Это уже обнадеживало.
Катя пальцами терла джинсы на коленках, как будто хотела сделать в них модные дырки. Но это все от нервов, и движения эти бессмысленные. Не о джинсах она сейчас думала, а о том, что будет с ней, когда их снимут силой.
Это могло произойти еще вчера, но Клинч, этот придурковатый умник, в очередной раз решил показать Феликсу, что живет по понятиям и не жалует беспредел. Не захотел он связываться с Катей, и его бойцы отказались участвовать. Убить – пожалуйста, а насиловать – нет. Сказал бы кто Феликсу, что бандиты, эти животные, откажутся от столь сладкого подарка, он бы не поверил.
Несколько человек, правда, согласились напугать Катю. Зашли к ней в комнату, обругали, насмеялись, хватали ее за руки, за ноги, но не раздели. И не распяли.
Катя должна была испугаться, осознать свою ошибку, с поклоном прийти к Феликсу. Но прошла ночь, а он ее так и не дождался. Утром сам ее к себе вызвал. Сидит она перед ним, затравленная и придавленная, но пощады не просит. Голова опущена, пальцы рук в нервном движении, но рот на замке. Хотя, казалось бы, она должна была вымаливать у него милость.
– Мне кажется, ты не понимаешь, что с тобой может произойти, – раздраженно сказал он. – А может, ты хочешь, чтобы тебя изнасиловали?
– Не хочу, – мотнула она головой.
– Может, тебе нравится, когда тебя насилуют?
– Нет.
– Тогда ты должна остановить это безумие.
– Как?
– Одно мое слово, и тебя оставят в покое. А если нет, то тебя очень-очень сильно обидят. И уже сегодня…
– Это шантаж, – не поднимая головы, сказала она. – Это дешевый шантаж… Ты, Феликс Михайлович, больной человек. Тебе нужно лечиться. Нет, тебя должны изолировать от общества и лечить, пока ты не станешь овощем…
– Овощем станешь ты.
– Это твоя цель – сделать человека овощем и глумиться над ним. Ты очень больной человек. Впрочем, боюсь, лечение не поможет. Тебя только могила может исправить…
Она говорила, не глядя Феликсу в глаза. Может, потому ее слова его скорее веселили, чем злили.
– У каждого свой бзик, – снисходительно усмехнулся он. – Но не каждый может реализовать свои желания. А я могу. Я все могу. И поверь, рано или поздно ты станешь моей рабыней. Ты будешь слизывать пыль с моих сапог…
– Ты очень-очень больной человек.
– А ты извращенка. Если тебе нравится, когда тебя насилуют… В общем, у тебя есть два часа, чтобы одуматься и сделать правильные выводы. А если нет, то тебе будет очень-очень больно. Ты меня понимаешь?
Катя кивнула, не поднимая головы. Красницкий подал знак своему человеку, и ее увели. А ее место занял Незлобин.
– Что, никак?
– Никуда она не денется.
– Надо бы с ней пожестче.
– Сам знаю… Вопрос надо сегодня решать. Завтра в Москве нужно быть, работы много, не до нее будет.
– Тут информация прошла, – нахмурился Незлобин.
– Что такое?
– Ираклий взбунтовался. Показания против вас, Феликс Михайлович, дал.
– Ираклий?! Против меня?! Какие показания?
– Якобы вы вынашивали планы похитить Катю… Это все Никонов. Он его заставил. А его покровители прокуратуру к делу подключили. В общем, дело против вас возбуждено, уголовное дело. Вам бы не надо в Москву сейчас…
– Что-то я ничего не понимаю! – возмутился Красницкий. – Милиция и прокуратура – это наше оружие. Почему оно повернуто против нас?
– Да вы не переживайте, возможности Спартака ограничены. Завтра же дело закроют. Я Репкову звонил, он обещал…
– Обещал?! Да он уверять тебя должен был в том, что сгноит Никонова… Дай мне телефон, я сам ему позвоню.
– Нежелательно, – замялся Незлобин.
– Что значит нежелательно?
