– Клинч, Красницкий где? Ставлю свою голову, что его уже здесь нет! Если ты его сейчас покажешь, слово даю – выйду с поднятыми руками!
Костя почти не сомневался в том, что Красницкий уже воспользовался возможностью сделать ноги. Хотя он мог и ошибаться. Костя умел держать слово, но сейчас не тот случай. Сам он мог ответить своей жизнью, но, если вдруг Красницкий где-то рядом, он не сделает этого. Потому что сейчас он в ответе не только за себя, но и за Катю. А бросить ее на произвол судьбы он не мог.
– Нет его, удрал, сука! – возмущенно крикнул Клинч.
– А оно тебе надо, рвать за него жопу?
– Я слово дал!
– Ты за бабки слово дал! Тебя за бабки купили.
– Не важно!
– Клинч, сейчас братва подъедет. Вас мочить будут…
– Ничего, отобьемся… У тебя минута есть, чтобы сдаться. Время пошло. Не одумаешься, брошу гранату! Вот, уже чеку снял!
Похоже, Клинч блефовал с гранатой так же, как сам Костя с подмогой. Но ведь он действительно мог рассчитывать на поддержку со стороны. И Клинч мог вдруг найти одну-единственную гранату. Если Костя закроет дверь, она влетит в окно. Вероятность того, что в полете она стукнется о рамку или прут решетки, не очень большая, и надеяться на это глупо.
Граната – это смерть, предотвратить которую можно только наглостью и смелостью. И Костя решился на отчаянный шаг. Не дожидаясь, когда истечет отпущенная минута, он вышел из комнаты в коридор, стараясь не шуметь, подкрался к лестнице, на верхнем марше которой лежал труп. И ступеньки в крови. Но это не помешало ему спуститься на нижний марш, откуда он уже мог застрелить стоящего в холле Клинча и его бойцов. От верной смерти его могли спасти эффект неожиданности и быстрота реакции, но вдруг выяснилось, что все это ему не поможет. Хотя бы потому, что в холле он никого не обнаружил. И в комнатах первого этажа было пусто. А со двора выезжал черный джип, в котором уезжал Клинч со своими уцелевшими бойцами. «Тойота» исчезла еще раньше, вместе с Красницким.
Костя поднялся на второй этаж, вернулся в комнату, где ждала Катя. Весело подмигнув ей, он глянул в окно и увидел трех братков; они лежали в траве под присмотром Юры.
– Красницкий ушел, Клинч ушел, только эти трое остались. «Скорую» для них надо вызвать. А этого придется пристрелить, – направляя ствол пистолета на Сквалыгина, сказал он.
Тот лежал на спине и тускло смотрел на него. Голова в крови, но не похоже, что рана смертельная.
– Не убивай… – с тихим ужасом во взгляде попросил Сквалыгин.
– Ты отморозок. Таких, как бешеных собак, отстреливают. Так что извини.
Он не собирался убивать эту мразь, но очень уж хотелось посмотреть, как у него намокнут штаны.
– Я скажу…
– Что ты скажешь?
– Это очень важно… Пока еще не поздно… – закрывая глаза, пробормотал Сквалыгин.
– Что еще не поздно?
– Может взорваться…
На этих слова Сквалыгин потерял сознание. Возможно, он бредил или просто пытался что-то выдумать, чтобы спасти свою шкуру. И Костя не знал, нужно ли приводить его в чувство. Ведь ему нужно было торопиться. И самому поскорей отсюда уезжать надо, и Катю за собой уводить…
– Ну, и где Катя?
Спартак сурово смотрел на Варвару. Сломя голову мчался через всю Москву, чтобы заглянуть в ее красивые глаза. Но этого ему мало. Сейчас ему нужна Катя, а ее нигде нет.
– Э-э… Ее сейчас нет. Но я думаю о ней. Всегда думаю, – растерянно пробормотала Варвара.
– Что за чушь ты несешь? – скривился Спартак. – Какое мне дело, о ком ты там думаешь?
– Я и о тебе думаю, – окончательно сконфузилась она.
В кармане зазвонил телефон. На дисплее высветился номер Мартына.
– Буряк звонил. Сказал, что Базальт нашел Катю…
– Где они? – всколыхнулся Спартак.
– Да где-то в районе Новорязанского шоссе. «Агрохимик» там какой-то… Я звонил Базальту, там все в порядке. В переплет он попал, но ничего, отбился. От Клинча отбился. И Красницкий там был. Нет уже никого, ни Клинча, ни Красницкого. Оба слиняли…
– Да плевать мне на них! С Катей что?
– Нормально с ней все. Я с ней перемолвился. Говорит, Костя ее спас. Они уезжать собирались. Может, уехали уже…
– Ладно, я сам сейчас позвоню.
Спартак облегченно вздохнул. Груз переживаний свалился с плеч, казалось бы, ногам должно было стать легче – но нет, под коленками образовалась вдруг слабина, и Спартак опустился в кресло.
– Нашлась Катя, – почти без раздражения посмотрел он на Варвару.
– Я рада, – натянуто улыбнулась она.
– Чего звала?
– С тобой поговорить хотят.
– Кто?
– Один очень хороший человек.
– Ну, если очень хороший…
Спартак жестом призвал ее к молчанию, нашел в памяти телефона номер Базальта, сделал звонок.
– Да, Спартак, слушаю, – отозвался Костя.
– Где ты?
– В доме. Ну, где Катю держали. Уходить нам надо.
– Так в чем дело?
– Тут Сквалыгин очнулся. Сказать что-то хочет…
– Какой, к черту, Сквалыгин?
– Вот, уже говорит, – не реагируя на раздраженную реплику, сказал Костя. – Про Варвару что-то лопочет… Кресло там… Взрывчатка…
Варвара стояла у Спартака перед глазами. Кресло под задницей… Взрывчатка?!
– Твою мать! – срываясь с кресла, крикнул он. – Бегом отсюда!
Варвара недоуменно смотрела на него. Похоже, она не в курсе, что кресло заминировано. Если так, то ее использовали втемную… Спартак схватил ее за руку, потащил за собой в коридор, утянул в соседнюю комнату. Ничего не понимая, телохранители покорно расступались перед ними. И даже потянулись за ним. Но в гостиной вдруг так громыхнуло, что зашатались стены. Ударная волна ворвалась в прихожую и смела телохранителей со своего пути. Однако Спартак остался цел и невредим.
Повезло и Варваре. Судя по ужасу в ее глазах, взрыв стал полной для нее неожиданностью. Но все-таки ей придется ответить на вопросы, которые в изобилии возникли у Спартака. Ответят и те, кто использовал ее втемную. Ответят очень жестоко…
Глава 25
«Если б я был султан, я б имел трех жен»… Султаном Феликс не был, и жен у него нет. Но любовниц как раз три. Было четыре, могло стать пять, но Варвару он подставил под удар, а Катю не смог удержать – и все-таки три женщины остались в его распоряжении. Как и квартиры, где они жили. А именно эти квартиры его сейчас больше всего и волновали. Домой, на Рублевку, он не сунется, а у любовницы переждать момент – милое дело.
Он выбрал Любку, свою бывшую однокашницу. Квартира у нее самая плохая, зато он давно у нее не был, а это значило, что люди Спартака выследить ее не могли.
– Есть будешь? – спросила Любка, заглянув к нему в комнату.
У нее в волосах бигуди, и домашний халат сидит как-то кособоко. Похоже, ее совсем не волнует, как она выглядит, нравится Феликсу или нет. И в ее голосе сквозит небрежность. Как будто к собутыльнику своему обращается, а не к господину. А ведь раньше во всем угождать ему пыталась.
– Что значит есть будешь? Давай на кухню, к плите! – вскипел он. – И так должно быть вкусно, что
