Он еще раз чертыхнулся и дал задний ход.
Глава 2
Вероника очень любила, когда Степан заезжал за ней на работу.
Рабочий день у нее заканчивался в восемнадцать ноль-ноль. И у него примерно в то же время. Только он частенько задерживался на службе: всегда есть нерешенные проблемы. Тем более сейчас. Нераскрытое убийство – это очень серьезно. И девчонка исчезла – тоже проблема.
Но семейная жизнь Степана – тоже нерешенная проблема. А Вероника Алексеевна ему нравилась. Симпатичная тридцатилетняя женщина. Правда, немного помятая жизнью. Но смотрится очень неплохо. И характер не стервозный. Вкусно готовит. В быту скромница, а в постели последняя шлюха – бытует мнение, что это идеал для женщины.
Ровно в восемнадцать часов «Волга» Степана стояла напротив конторы, где работала Вероника. И в ту же минуту появилась она. Эффектная крашеная блондинка с изящной фигурой. Не идет, а несет себя. Ух, хороша баба.
Как настоящий кавалер, Степан вышел из машины, открыл дверцу. Она наградила его обворожительной улыбкой и села в салон.
– Куда?
– Сначала в магазин...
Ну, без этого никуда. Какая нормальная женщина проедет мимо магазина?
А потом они поедут к ней домой.
У нее своя двухкомнатная квартира. Уже четыре ночи подряд Степан ночует у нее.
Недавно с ней познакомился. Случайная встреча. Он был не прочь оставить ее при себе навсегда. Надоело холостяковать, хочется спокойной семейной жизни. Вероника еще достаточно молода, чтобы родить ему ребенка.
– А это правда, что тебя называют Волчарой? – неожиданно спросила Вероника.
– Не понял. Кто это тебе такое сказал?
– Да начальник мой...
– Так прямо и сказал – Волчара?
– Ну да...
– Так вот, передай завтра своему начальнику, что для него я есть начальник уголовного розыска в звании майор по фамилии Круча по имени Степан по батюшке Степанович. А Волчара – это для тех, кто по ту сторону закона. Если твой начальник какой-нибудь бандюга, то я вот этими клыками, – Степан клацнул зубами, – перегрызу ему глотку...
– Да нет, Леонид Сергеевич никакой не бандюга. – Вероника грудью встала на защиту своего начальника.
А грудь у нее, надо сказать, выдающаяся. В самом прямом смысле этого слова. Очень выдающаяся.
Они заехали в магазин, вместе затарили харчами два объемных пакета. И домой.
Вероника жила на втором этаже двенадцатиэтажного дома. Лифтом не воспользовались. Степан держал сумки, она открывала дверь.
– Ой, что это? – вскрикнула она.
Рукой она держалась за дверную ручку. И никак не могла оторвать ее. Как будто прилипла рука.
– Да что это такое?
Попытки оторвать руку не увенчались успехом. Вероника заводилась, лицо перекашивалось от злости, по щекам пошли красные пятна.
Степан понял, что случилось. Рука на самом деле прилипла к двери. Кто-то намазал ручку двери специальным клеем. Он не засыхает при соприкосновении с воздухом, но тут же схватывается, когда к нему прикасаешься рукой. Редкий клей. У него дома такой есть.
У него дома... Неужели?..
С помощью Степана Вероника отклеилась от дверной ручки. Открыла дверь. Они зашли в квартиру. А там их ждал сюрприз.
На полу в прихожей дорожкой до самой спальни тянулись вывернутые наизнанку женские трусики. Не свежие, какие-то пятна на них.
Веронику чуть удар не хватил. Она густо покраснела и бросилась собирать свое белье.
– Не может быть, не может быть! – причитала она.
Степан обреченно вздохнул и вознес глаза к небесам. Он и сам понимал, что грязного белья у Вероники быть не может. Она моется под душем два раза на дню и каждый раз стирает под краном свои трусики и лифчик.
Просто кто-то очень хочет выставить ее неряхой.
И он даже знает, кто это...
Степан прошел в гостиную. Дверь на балкон была открыта. Летняя пора, на улице жарко, как не проветривать квартиру.
– Ты больше не оставляй дверь открытой, – посоветовал он Веронике.
А та никак не могла прийти в себя.
– Я знаю, я знаю, – заладила она. – Это она, Галка, сука! Через балкон ко мне забралась. Белье из шифоньера вытащила, гадостью какой-то испохабила...
– Какая такая Галка?
– Подруга моя. Ух и завидущая тварь...
Степан вышел на балкон и представил, как здоровущая баба забирается на балкон. Да она десять раз свалится. Все ребра себе переломает. И ради чего?
Вероника все ходила по квартире, осыпала проклятиями сначала Галку, затем перешла на какую-то Райку, добралась до соседки Марьи Ильиничны. Семьдесят лет старухе, ну какой из нее верхолаз?
Она проводила собственное расследование, находила мотивы, выстраивала версии, собирала доказательства. Обвинение, суд и казнь в виде целого вороха проклятий. А Степан, профессиональный сыщик, хозяйничал на кухне. Готовил ужин.
Ему не нужно было искать преступника. Вернее, преступницу. Он ее уже вычислил. Только наказывать не собирался. Хотя надо бы...
Не так давно они накрыли один притон. Девочек десяти-двенадцати лет в прокат урод один сдавал. На педофилов работал. Среди девчонок была и Катя. Степан смотрел на нее, и его сердце обливалось кровью. Он забрал ее к себе, собирался удочерить. Но его опередили.
Его сестра Люба привязалась к Кате, взяла на воспитание, официально удочерила. Только Катя не желала забыть Степана.
Она предупредила его, что ему будет худо, если он найдет себе женщину. Просила, чтобы Степан подождал, пока она вырастет. И тогда она выйдет за него замуж.
Он не воспринял ее слова всерьез. А Катя, оказывается, не шутила. Только худо не ему, а Веронике. Маленький изверг добрался пока только до нее.
Степан приготовил ужин, накрыл на стол. Веронику нужно было утихомирить. Поэтому он велел ей принять лекарство. Сто граммов водки.
Она приняла. И через каких-то полчаса окосела. Взгляд осоловел, тело обмякло. Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза. А язык продолжал посылать проклятия в адрес какой-то Маринки.
Наконец Вероника успокоилась. Он уложил ее спать, сам посидел у телевизора, затем тоже отвалил на боковую.
Вероника спала. Но при этом что-то бормотала себе под нос. Выясняла отношения с какой-то Ириной. Под ее монотонный треп Степан и уснул.
А рано утром его разбудил крик. Орала Вероника. Она сидела на краю кровати, ноги на полу. Вернее, не на полу, а в тазике с какой-то жидкостью...
– Какая сука!.. – И это была самая безобидная ее фраза.
Ее уста извергали густой поток ругательств.
– Мое масло!!!
