Заходите!
— Роттенфюрер, — произнес Черемушкин, указывая на Сабурова, — идете с нами. Вы же гауптшарфюрер, — кивнул он Касаткину, — действуйте по расписанию. Все. Выходим через четверть часа.
— Слушаюсь. — Старший сержант, принимая стойку «смирно», лихо щелкнул каблуками тяжелых ботинок. — Разрешите перекур, гауптштурмфюрер?
Гауптштурмфюрер махнул рукой и чертом посмотрел в сторону гауптшарфюрера. Это был условный для остающихся разведчиков сигнал: «Быть настороже и готовым к любой ситуации».
Серовато-черная, лоснящаяся от избытка влаги лента шоссе на отрезке Станичка — Калинич, вопреки ожидаемым разведчиками прогнозам, не была пустынной: со стороны хутора медленно двигался бронетранспортер, на борту которого на сидениях находились около полутора десятка вооруженных до зубов немецких солдат. Обнаруженные ими неподалеку от домика заставы люди в камуфляжной защитной одежде не вызвали у десанта немецкой боевой машины ни малейшего подозрения. Минуты две-три спустя, теперь уже со стороны Станички, не спеша, на малой скорости, проследовал приземистый броневичок — обычно используемый линейными частями в разведке.
— Похоже, птички вещие запорхали, — глядя вслед прошедшим машинам произнес Касаткин.
— Хлопцы! Совсем не так, не по нашей раскладке получается. Что еще будет! На сердце будто кошки шкребутся, — не теряя бодрости и оптимизма, признался Цветохин, придерживая висевший на шее ручной пулемет «МГ» с двукоробчатым магазином.
— Наши там что-то рассусоливают со штабами. Надо же индюку сопливому, безпортошному нам навстречу!.. Судьба! Это она, злодейка! — неторопливо, вполголоса рассуждал Игорь Мудрый.
— То, может, и к лучшему. Приступать с завязанными глазами и к отлаженной работе — проблема. А такая, какая предстоит сегодня, — мудрено. Правильно поступает командир. Кто-нибудь да вырвется из клетки… Понимать надо. — Выразил свое мнение Касаткин и оглянулся на окна домика заставы.
— Не дрейфь, Михаил! Разговор только для нас. Немцы не слышат. Командир наш — голова! Мужик правильный. Есть у него это самое… печки-лавочки. Выскочим, — убежденно заверил товарищей Аркадий Цветохин.
— Наталья! Что, Наталья: умнейшая, боевая деваха. Капитану мало в чем уступит. Бывает же, ребята, — по сердцу и по духу. Оба — что он, что она… — жарко заговорил Сергей Антонов.
— Постой! Загомонили в домике. Слышно: герр гауптштурмфюрер… Черт возьми! Растут наши шансы! Слышите! Морзянка дятлом засыпала. Не разберешь…
…При виде входивших в комнату незнакомых офицеров СС молоденький, из судетских немцев радист, будто юнец из гитлерюгенда, очумело вскочил с места от молчавшей в этот момент рации и вскинул руку в нацистском приветствии.
В первой комнате напротив стола висел в самодельной рамке портрет Гитлера, во второй, значительно большей, при входе с правой стороны виднелись двухэтажные деревянные нары, примерно, на восемь человек. Там же за столом на некрашеных табуретках сидели трое рослых молодых солдат, играющих в домино. Слева от них, в углу, высилась ружейная пирамида с ручным пулеметом «МГ» с однокоробчатым магазином и пятью автоматами «шмайссер». У пирамиды стоял продолговатый раскрытый ящик, в котором в обоймах и навалом лежали винтовочные патроны и ручные гранаты «пасхальные яйца».
Завидев входящих незнакомых офицеров СС и своего начальника, солдаты, оставив домино, резко поднялись, заученно стуча каблуками сапог и пяля глаза на спутницу гауптштурмфюрера СС. Один из игравших, мрачного вида солдат, с нижней раздвоенной заячьей губой, утиным носом на прыщавом лице и светлыми, неопределенного цвета глазами, внимательно всмотрелся в гауптштурмфюрера, повел головой в сторону пирамиды.
Курт Кельман осмелел в стенах заставы и задавал гауптштурмфюреру вопрос за вопросом:
— Вы говорите, что относитесь к семнадцатому отдельному батальону специального назначения? Не могли бы вы уточнить, в каком районе расквартирована ваша часть?
— Трудный вопрос. Задайте что-нибудь полегче, ибо он в компетенции начальника гарнизона Станички. Только от него получите предельно точный ответ. Что вы вдруг запетушились в стенах своей резиденции? Непорядок, обершарфюрер.! — ответил Черемушкин, сознавая подступающий роковой час и думая, как же сбросить петлю, наброшенную Куртом Кельманом, и заняться настоящим делом.
Заработала на столе рация, и Коврова на слух из сигналов «морзянки» стала строить слова. Немецкая радиостанция передавала открытым текстом: «Всем постам, патрульным группам, заслонам, подразделениям. Всем, всем, всем!.. Штаб особой группы Клекнера дает ориентировку: в пределах шоссе Станичка — Кобылино может действовать дерзкая по свойству маневра русская разведгруппа. Некоторые приметы ее командира…».
Угреватый немецкий солдат с утиным носом и заячьей губой, глядя на гауптштурмфюрера и его спутницу — штурмфюрера, изрек:
— Не знаю, какие законные воинские звания вы оба носите, но то, что вы оба русские разведчики — определенно. Помните устроенное вами побоище у озера Лисичьи Васильки, — последние слова он договорил в броске к пирамиде.
Реакция Глеба Сабурова, стоявшего в дверном проеме, при входе в первую комнату извне была поразительной. Промедление с открытием огня значило получить битую карту и никаких шансов на спасение. С плеча, не снимая пулемета, он хлестнул с ручника короткой очередью. И все!
Черемушкин и Коврова держали под прицелом пистолетов испуганных и жалких обершарфюрера и радиста.
Входная дверь распахнулась. На пороге в помещение заставы вошли двое: Игорь Мудрый и Сергей Антонов. Сразу поняли, что произошло.
— Вокруг тихо? — спросил Черемушкин.
— Подозрительно. Но ни звука. На часах семь утра, командир, — доложил сержант Мудрый.
— Займитесь пленными. Кляп, да поплотней! Свяжите — и в лес. Обоих — к дереву! Не трогать! Все! Аллюр три креста!
Спешно подошел Касаткин:
— Командир, со стороны Станички приближаются несколько машин и мотоциклов. Не ясно только, кого несет…
— Все по местам. Действовать самостоятельно, как условились. Не дай Бог выпадет осечка. Со мной остается Антонов. Мы-то рассчитывали на появление Вайса в более ранний час. — Втайне он надеялся, молился, но не торопил судьбу, чтобы вышло так, как было задумано, иначе все рушилось, превращалось в прах. И не только надежда на возвращение, но и выстраданная мечта на жизнь.
Разнеслась трескучая дробь дятла — сигнал, которого с замиранием сердца ждали. Трещотка, сработанная Касаткиным, с удивительной точностью имитировала голос неугомонного лесного санитара.
Переглянувшись с Ковровой и Антоновым, Черемушкин вынул из кобуры «вальтер» и снял его с предохранителя, а второй, той же системы, сунул в правый карман френча. Глядя в глаза Ковровой сказал просто:
— Наташа, цель твоя — водитель. Помни: твой первый выстрел — сигнал к открытию огня всей группы. После выбирай любого, в первую очередь активного противника, — а потом положил руку на плечо Антонову. — Смотри, Сережа, не растеряйся. Вкати по святому яичку в люльку каждого мотоцикла, это ты умеешь. Девять недругов — это не дело. Запомни, ты есть защита нашего с Натальей тыла.
Все трое вышли на шоссе. Остальные подготавливались к бою.
Небольшой кортеж автомашин и мотоциклов стремительно сближался с тремя смельчаками, стоявшими на дороге. Впереди, в каре, — три мотоцикла с экипажами. За ними шла знакомая желто-черная, длиной в полтора корпуса «опеля» «амфибия». За вездеходом следовали две автомашины — легковая «татра» и легкий итальянский грузовик с двумя десятками солдат на сидениях. Замыкающими были четыре тяжелых мотоцикла с колясками и неизменными на них ручными пулеметами «МГ». Весь транспорт шел на расстоянии, исключающем столкновения.
«Остановится, замрет ли перед нами стальная шеренга, или, не снижая скорости, раскатает наши тела
