Минтай они, что ли, им жарят? Минтай «сэ-мэ», как пишут на ценниках в магазинах.
РАИСА. Знаю.
ЭЛЬВИРА
ИРИНА. Да не заводись, ничё он не пьяный, трезвый.
ЭЛЬВИРА. Ну вот. Опять смотрю в зеркало, опять повторяю то же самое. Ничего не могу сделать с собой. А почему? Может, тут Фрейд при чём и я кому-то хочу понравиться сильно и от того так сильно переодеваюсь всегда? Не знаю. Хотя — что? Я всем нравлюсь всегда, любая. Даже этот старпёр-пенс только что вон — полез руки целовать. А я его об этом, между прочим, не просила, он сам.
РАИСА. Глядя на старых баб. Которые к нему привязываются.
ЭЛЬВИРА
РАИСА. Всё?
ЭЛЬВИРА. Всё.
РАИСА. Не протягивайте руки, а то протянете ноги.
ЭЛЬВИРА. Да-а? Ишь, как ты настропалилась говорить-то с начальником, а?
РАИСА. Вы сами начинаете. Но всё, конец притеснениям и рабству. Завтра — последний день, всё, сказала.
ЭЛЬВИРА. Отряд не заметил потери бойца, Раечка. Понимаешь? Пожалуйста, сделай, чтоб тебя не стало. Не заплачем. Вот так. Я ведь объездила весь мир.
ИРИНА
ЭЛЬВИРА. «Докладаешь». Да, да. Весь мир. Краска с моих лаковых туфелек лежит на песке даже в Майями.
РАИСА. Ой, да ладно, слышали.
ЭЛЬВИРА. Дир никс, мир никс! Знаешь, Ира, что это такое? «Тебе ничего и мне ничего!», вот что значит это. Замечательная поговорка немецкого народа. Я ведь пела в Германии. В больших залах. Меня просили остаться, но я — нет, нет, на Родину! Я — патриот своей страны. О, у меня голос, но я не занималась! О, какой у меня голос от природы! Слушай, Ирка! Я пела, немцы, ни слова не понимая, плакали. Вот сидит зал, да? Зал на полторы, или даже на три тысячи фашиков. Я пою, а они все до одного рыдают в голос громче меня. Аж заглушают меня. Я не знаю, как я это умела делать. Гипноз какой- то, талант просто. Вот слушай, Ирка. Вот заплачешь сейчас, смотри!
Да блин, понаставили! Дир никс, мир никс! Мир никс, дир никс! Никс, никс, никс!
РАИСА. Прям встреча с благодарной публикой. Фик-фик на один бок. Включите микрофон и расскажите всем.
ЭЛЬВИРА. Спасибо. И включу.
А теперь братский привет из солнечной Индии! Старинный индийский танец провинции Ньяхамахатунга, что в долине реки Ганг, в старинной индийской манере исполняет для вас старинная балерина Равиля Якубова! Аплодисменты! Встречайте!
Крокодилина! Мадам фру-фру! Уродина! Ужасина тихая! Книга, зачитанная до дыр!
Да что ты, падла?!
ИРИНА. Чего?
ЭЛЬВИРА. Этикетка чешется, говорю! Знаешь, почему меня зовут Эльвира? На самом деле я — Констанция, собака два! Да! Папа ехал к маме в роддом в лифте, чтобы забрать её вместе со мной, о, я была крошечная, махонькая, лёгонькая тогда…
ИРИНА
ЭЛЬВИРА. Молчи! Ну вот, он ехал и увидел: в лифте кто-то выцарапал на панели на железной слово «Констанция». Он сказал маме, что назовёт меня так, он, дэбил, увидел в этом рок, судьбу. Мама ужасно обрадовалась, назвала меня так, а потом через много лет, когда узнала, что папа это в лифте на панели прочитал, рыдала, билась головой об стенку, боялась, что это будет в моей судьбе как-то связано с панелью, то есть, ну да, так вот, и переназвала меня, и назвала меня «Эльвира» и сказала, чтобы я никогда не вспоминала это проклятое слово, а «Трёх мушкетёров» с Констанцией вообще видеть без отвращения не могла моя мама. А так и вышло — панель, собака два. Панель. В смысле, я живу вот в панельном доме. Панельные дома не люблю. Ненавижу! Ну, что молчишь? Я намякиваю, а ты?
ИРИНА. На что ты намякиваешь?
ЭЛЬВИРА. Ай, отвали!