тоном:
– Такой вышивке место в музее. Как ты думаешь, папа?
– Да уж, уникальная работа. – Веселый голос Дугласа мгновенно разрядил атмосферу. – Может быть, я попрошу у капитана, если у него есть еще жилеты… побольше размером, разумеется, – добавил он со смешком, барабаня пальцами по своей широкой груди.
– Удивительное изящество, – звонким голосом поддержала его миссис Барлетт, явно испытывая облегчение.
– И я того же мнения, – прощебетала Тиффани, делая шаг вперед. Мать тут же схватила ее за руку и втиснула на прежнее место.
– Японская вышивальщица, – сказал Тальберт, поклонившись в знак признательности, – была бы весьма польщена столь высокой оценкой ее мастерства.
– Мне кажется, вы устраиваете слишком много шума из ничего, – хмыкнул Доналд Харкорт, допивая свое виски.
Миссис Барлетт бросила на него ободряющий взгляд и спросила:
– Эти одеяния на фигурах очень милы. Как они называются, капитан?
– Кимоно.
Мег вздохнула с облегчением. Кризис миновал. Никто не придал этому эпизоду значения. Если бы то же самое она могла сказать о себе! И следует ли во всем винить ее дурацкое любопытство? Она не могла ответить себе, что встревожило ее больше – то ли та бесстыдная простота и естественность, с которой она протянула руку и коснулась груди Тальберта, то ли его потемневшие в этот момент глаза…
– Скажите, а что означают эти коричневые палочки, у храма? – спросил Элджи, который даже наклонился, чтобы лучше разглядеть рисунок на жилете.
– Это строение представляет собой святилище, – пояснил Тальберт. – В нем зажигают благовонные палочки ладана.
– Значит, вы разделяете буддистские убеждения, капитан? – сухо заметил Карл, резко изменив тон разговора – в его реплике уже звучало не любопытство, а вызов. Мег в замешательстве взглянула на него. Хотя жители Сан-Франциско кичились своей религиозной терпимостью, предубеждение против китайцев было столь велико, что мало кто решался объявить о своей приверженности буддизму.
– Это синтоистский храм, мистер Эдвардс, – спокойно ответил Тальберт, пристально глядя в глаза любимцу отца Мег. – Синтоизм – сложное вероучение, в основе которого лежит культ предков. Я родился в Европе, в протестантской семье, а рос в японской деревне, где из поколения в поколение люди исповедовали христианство, принесенное миссионерами-иезуитами. Но я с уважением отношусь ко всем религиозным конфессиям страны, которая приняла меня.
– А как вы попали в Японию, капитан? – выпалил Элджи, продемонстрировав полное отсутствие такта, свойственное молодежи.
Мег уже было решила, что Тальберт ловко, как обычно, уклонится от ответа. Но его взгляд вдруг обратился в ее сторону, и она почувствовала себя парализованной, словно мышь перед удавом.
– Это произошло в результате кораблекрушения, мне тогда было десять лет.
Он вновь повернулся к гостям, но его спокойный ответ еще долго звучал в ее ушах.
– О, вы были так юны! – с сочувствием воскликнула мать Элджи. – А разве у вас не было семьи?
– Я путешествовал с отцом, мэм, но он погиб вместе с командой судна. Мне единственному удалось добраться живым до берега.
– Как это ужасно! – передернула плечами миссис Харкорт. – Потерять отца и остаться одному в этой варварской стране!
Мег вздрогнула, вспомнив, как болезненно капитан относится к любому нелестному замечанию о Японии: В японской культуре манерам придают особое, значение. Для японца манеры становятся особым видом искусства.
– Я полагаю, что все зависит от умозрения, мэм. Японцы называют всех иностранцев словом гайдзин, что на их языке соответствует нашему варвары.
Миссис Харкорт засмеялась и сделала небольшой глоток из бокала, далеко отставив при этом мизинец. По выражению ее лица можно было понять, что мысль о своей принадлежности к варварам она посчитала крайне неуместной.
– Но вы остались живы? – прервал капитана Карл. – Я слышал, японцы фанатически следуют политике полного изоляционизма. Любого иностранца они карают смертью.
– Это правда, – согласился Тальберт. – Лишь голландцам разрешали торговать в Японии, пока шестнадцать лет назад коммодор Перри не прибыл в Японию и не заставил правительство подписать договор с американцами.
– А-а, значит, вы голландец, капитан? – растягивая слова, произнес Карл. – Вот почему я никак не могу определить происхождение вашего акцента.
– Мой акцент – или его отсутствие – объясняется тем, что я жил в разных странах и говорю на нескольких языках.
Глаза Карла сузились и потемнели.
– Но как же вам удалось выжить, если они убивали чужеземцев? – спросила мать Элджи с горящими от любопытства глазами.
– Даже японцы не могут хладнокровно казнить десятилетнего мальчика.
– Но вам все равно, должно быть, было страшно? – Искренняя тревога в голосе Тиффани словно наполнила все вокруг свежим воздухом, сгустившимся до духоты от вызывающего тона Карла и нездорового интереса гостей.
Тронутый ее неподдельным сочувствием, Тальберт с улыбкой продолжал:
– Я и сам часто размышляю, как могла бы сложиться моя жизнь, окажись я чуть севернее. Но мне повезло выбраться на берег на одном, из южных островов – Кюсю. А там влияние христианства сильнее, чем где бы то ни было в Японии. Меня приютило все население деревни – они посчитали мое появление Божьим знамением, поскольку на шее у меня был крестик. – И он тронул себя за узел галстука.
Мег смотрела на его длинные гибкие пальцы и старалась представить себе, носит ли он до сих пор крестик на груди. Не покоится ли он и сейчас в завитках жестких темных волос? Согрет ли теплом его тела? Внезапно она почувствовала, что ей самой стало жарко. Господи, куда же запропастился Роберт? Почему не объявляет начало обеда?
– Как это волнительно! – воскликнула миссис Барлетт. – Вы знаете, когда настанет срок, вам нужно обязательно рассказать эту историю своим детям… Я имею в виду, когда вы обоснуетесь в своем доме, обзаведетесь семьей. Кстати, а где ваш дом, капитан?
Кожа под глазами Тальберта едва заметно натянулась. Но в это мгновение вошел Роберт и объявил, что кушать подано.
Карл тут же оказался рядом с Мегги, заслоняя собой Тальберта, так что девушка не увидела выражения лица капитана.
– Ты разрешишь проводить тебя к столу, дорогая? – спросил он, подставляя ей руку.
– Мне следовало бы отказать тебе, особенно после тех колкостей, которые ты наговорил капитану, – выговорила она своему кавалеру. – Неужели ты забыл, что он гостит у нас в доме?
– Я не забыл, поскольку именно это сильнее всего тревожит меня. Под твоей крышей живет мужчина и может ежедневно видеться с тобой, а вот я лишен подобной привилегии.
Мег почувствовала легкое угрызение совести, вспомнив, как недавно отвергла его предложение о браке.
Гости выстроились парами вслед за ними. Лишь капитан остался в одиночестве, поскольку его появление на вечере произошло так скоропалительно, что ему просто не успели подобрать пару за столом. Мег положила ладонь на локоть Карла, но по дороге к столу больше думала об одинокой фигуре в конце процессии, чем о своем спутнике.
– Кроме того, я уже говорил тебе, что не доверяю этому человеку, – продолжал шептать ей в ухо Карл. – Я опасаюсь, как бы с тобой не случилась беда, и это заставляет меня думать о разных глупостях.
– Это не оправдывает твоей грубости.
Когда они приблизились к длинному прямоугольному столу, он подвинул ей стул.
