Прежде, наверное, она бы запаниковала. Обидела мужа! Но что же делать. Он сам виноват: такой дремучий. Домострой давно отменили, а он все как старовер. Жить его установками и каждый свой шаг сверять с его патриархальными вкусами? И трепетать от его неодобрения? Этак, волка бояться — в лес не ходить!
А почему бы тогда Леньке не бояться, что она его бросит. Но он не боялся, потому что Татьяной не дорожил. Как ни пыталась Таня разобрать по косточкам причину их совместного проживания, ничего не получалось. Без любви и совместных детей… оставались привычка и понимание, что нет смысла менять партнера, начинать все сначала, когда можно лишь попытаться сгладить острые углы.
Она опять вспомнила слова Маши, что мужская сила Леонида значит слишком мало. Нет, настоящие женщины такими мужчинами не разбрасываются.
Словом, рассуждала Таня правильно, что при всех раскладах их брак стоило поберечь, но вслух на Ленькин вопрос ответила неожиданно для самой себя:
— Что ж, тогда ты со мной разведешься.
Слово было произнесено.
В салоне машины повисло молчание — они стояли как раз на светофоре, но Леонид вовсе не был намерен отдавать инициативу в руки жены.
— Солнышко, — сказал он, криво улыбаясь, — верни, пожалуйста, деньги, которые я тебе дал.
— Не верну.
Все-таки она успела как следует изучить своего мужа. И была уверена, что именно так все и произойдет: он не даст ей долго резвиться и деньги заберет.
— Меня не оставляет впечатление, что жену мне не изменили, а подменили, — сказал он. — Ты уверена, что я не применю к тебе силу.
— Уверена, — сказала она, обольстительно улыбаясь, — ты не из тех людей, которые отбирают у женщины собственный подарок.
— Деньги не могут быть подарком!
Кажется, она опять повергла его в растерянность:
— Выходит, могут.
— Ты знаешь, почему я ушел от своей второй жены?
— Ты мне не рассказывал. И я решила не спрашивать. Но я с удовольствием послушаю.
— Так вот, она тоже захотела свободы!
— И ты понимаешь, о чем это говорит?
— О чем? — спросил Ленька с самым глупым видом.
— О том, что рядом с тобой женщина не может слишком долго выглядеть дурочкой. В ней просыпается любовь к активной жизни. Ты слишком незаурядный человек, потому каждая из нас стремится до тебя дотянуться, тебе соответствовать, быть тебя достойной…
Вот так, пусть теперь сидит и размышляет: Таня сказала ему комплимент или обдурила.
Он опять углубленно замолчал и заговорил только несколько минут спустя, ехидно усмехаясь:
— Может, я не так красиво излагаю свои мысли, но если твоя воля к жизни проснулась только сейчас, то объясни мне, что за эмоции сегодня ночью не только имелись в наличии, но и вопили об этом на всю улицу.
Нет, это удар ниже пояса. Таня невольно покраснела. Почему он все их споры сводит к одной постели? Ну темпераментная она женщина! Другой бы радовался, а этот все время кусает.
Но и то правда, чего это вдруг ее потянуло на красивости? Не на трибуне! Ленька понял, что она вешает ему на уши лапшу, и разозлился.
Самое время изобразить на лице раскаяние и смирение.
— Ладно, я больше не буду разглагольствовать на тему свободы, но и ты скажи, что тебе не нравится в моем новом облике? Разве ты не знаешь — время от времени женщина должна менять свой имидж, так говорят даже известные психологи.
— Прежний имидж мне нравился больше.
— Безответный?
— Называй его как хочешь, но такая роскошная женщина, какой ты себя сделала, для ежедневной прозы жизни как-то не подходит. Это на подиуме или на сцене ты могла бы выглядеть на своем месте, а в нашем скромном коттедже…
— Да что особенного со мной сделали? — не выдержав дипломатии, взорвалась Таня. — Ну подстригли, ну покрасили… Сейчас модны такие цвета. Осенней листвы. Нанесли макияж…
— А что у тебя с ногтями?!
— Обычные накладные ногти.
— И как ты собираешься с такими мыть посуду?
— Так вот что тебя возмутило, — с издевкой протянула Таня, а Леонид при ее словах стукнул кулаком по рулю. — Ничего, я буду надевать резиновые перчатки. Они продаются. Хозяйственными называются.
— Не выставляй меня идиотом!
— В крайнем случае можно пригласить домработницу. На те деньги, что ты мне дал, я могу себе позволить лет пять платить другим за работу, которую я делаю сейчас.
— Тогда что будешь делать ты?
— Тебя не поймешь. — Тане надоело препираться, и она просто «включила дурочку». — То ты не хочешь, чтобы я работала, то чуть ли не требуешь…
— Ничего такого я не требую. — Он понизил голос.
— А еще ты говорил, чтобы я нашла себе какое-то хобби.
— Ну говорил. — Он уже с осторожностью подбирал слова, решив про себя, что ему с ней надо держать ухо востро.
— Я придумала, чем смогу заняться. Стану рисовать картины.
Он так круто повернулся к ней, что машина вильнула на шоссе.
— Смотри на дорогу, — сказала Таня.
Ей стало не по себе от его взгляда. Она считала, что Ленька ее не знает, но она-то сама так ли уж хорошо его знала? Иначе почему вдруг ей пугаться?
Что-то этакое в ее жизни уже было. Ах да, она одно время боялась, что Мишка в ярости поднимет на нее руку. После того случая, когда он так жестоко обошелся с напавшими на них хулиганами.
— Ты хочешь заняться рисованием?
Он произнес фразу как бы по слогам, будто она сказала что-то донельзя глупое.
— А чем же это хобби хуже любого другого? — все же спросила она. — Я в юности неплохо рисовала. Одно время даже ходила в молодежную художественную студию. Наш руководитель, художник, говорил, у меня неплохая рука.
— И ты для того себя обезобразила? Наверное, в представлении богемы это очень красиво, а на мой взгляд, этому твоему имиджу только таблички не хватает: «Даю!»
— Останови машину, немедленно! — в бешенстве закричала Таня.
— Без нервов, мадам, — медленно процедил он, и взгляд его сделался злым и холодным. — Я отвезу тебя домой, и попробуй в мое отсутствие хоть шаг за калитку сделать!
— В твое отсутствие? И долго ты собираешься отсутствовать?
— Столько, сколько сочту нужным!
Он и в самом деле довез ее до дома и смотрел ей вслед, пока Таня не зашла во двор и не закрыла за собой калитку, а потом с ходу так ударил по газам, что взвизгнули покрышки.
Едва она простучала каблуками к своей двери, как услышала голос Маши — она кричала, свесившись с перил веранды:
— Сашенька, это ты?
Из-за навеса ей не было видно, кто открывает входную дверь.
— Это я, Маша, — отозвалась она.
— Таня, зайди ко мне на минутку! — сказала сестра. — Ты-то как раз мне и нужна.
Коттедж на два хозяина, в котором жили сестры, был мансардного типа, разрешение на строительство
