Пэйтон только для того, чтобы прижаться своими губами к шее девушки, его горячее дыхание обожгло ее, заставив задрожать от удовольствия, и соски Пэйтон под мягкой льняной рубашкой и позаимствованным камзолом отвердели.
Одного только ощущения губ Дрейка на ее шее было достаточно, чтобы убедить Пэйтон в том, что оно того стоило — котелки, которые ее заставляли начищать; вёдра воды, которые ей приходилось таскать туда-сюда с кормы корабля; то, что Пэйтон целый месяц не могла как следует вымыться; то, что ей приходилось каждый раз ждать полуночи, прежде чем удавалось найти укромный уголок, чтобы удовлетворить свои потребности, если она хотела спустить штаны, не боясь того, что ее застанут без этого отличительного придатка, который остальные матросы так гордо свешивали за борт корабля, когда их заставала нужда.
Все ее мучения того стоили. Даже то, как Пэйтон приняли, когда она впервые вошла в каюту пленника — теперь даже это было забыто. О, сначала всё было неплохо… пока Коннор не начал ее трясти. Это был совсем не тот прием, которого Пэйтон ожидала. Разумеется, она не думала, что Дрейк будет вне себя от счастья, увидев ее наверняка он обрадовался бы сильнее, если бы к нему пришла его драгоценная мисс Уитби, полагала Пэйтон — но все же она не ожидала, что Коннор разозлится до такой степени. Какая муха его укусила? Она тут рискует жизнью ради него, а он, похоже, не испытывает и капли благодарности.
В первый момент, разглядев убийственную ярость в глазах Дрейка, Пэйтон захотелось развернуться и убежать. Но она приложила столько усилий — подсыпала чёрного пороха в смесь для пудинга, рассчитав время так, чтобы хотя бы несколько мгновений провести наедине с Дрейком — что Пэйтон не смогла заставить себя уйти.
Теперь уже казалось, что буря его гнева вначале, была не слишком высокой ценой за то, что произошло потом. Губы Коннора на губах Пэйтон придали смысл всем ее жертвам; голод его поцелуя, отчаяние — совсем как тогда, в ночь перед свадьбой — были так сильны, что в тот момент Пэйтон поняла, что все сделала правильно. Она была нужна этому мужчине. Пэйтон осознала, что была нужна ему больше жизни. Это выдавала та жадность, с которой Коннор целовал ее, настойчивость, с которой его язык раздвигал ее губы. Она была такой глупой, что не замечала его отношение раньше.
Или, может быть, замечала, и именно поэтому, несмотря ни на что, не позволяла Дрейку окончательно оттолкнуть ее, как бы тот ни старался. Она была для него так же необходима, как еда и воздух. Было совершенно очевидно, что Коннор не хотел этого признавать. Но поцелуи выдавали его с головой.
Эта мысль наполнила Пэйтон головокружительной радостью, и она прижалась к Дрейку. Запах Коннора оказался таким же, как и всегда: бодрящий аромат свежего морского воздуха и соли. Находиться в его объятиях было восхитительно восхитительней, чем Пэйтон могла когда-либо себе вообразить. Дрейк провел несколько недель запертым в каюте, и все-таки от него исходил знакомый запах моря и чистого, здорового мужчины. Аромат, такой же родной, как дом. Это был Дрейк. Во всем мире для нее не было ничего слаще, чем его запах.
Пэйтон вцепилась в мягкие светлые волосы Дрейка, которые, казалось, совершенно не подходили такому крупному, крепкому мужчине. Она ощущала твердую выпуклость, прижатую к ней, так же ясно, как чувствовала шелковистость его волос и то, как щетиной бороды он царапал ей лицо. Теперь она знала, что это такое — эта толстая жесткая штуковина, уткнувшаяся в ее живот, и черта с два Пэйтон в этот раз будет ее трогать только не после того, что случилось в прошлый раз.
Но почему-то ей показалось, что сейчас Дрейку хотелось, чтобы она его касалась. Коннор не переставал целовать девушку и медленно, увлекая ее за собой, отступал назад, пока не уперся в стену, к которой был прикован цепью. А затем, притягивая девушку к себе, Дрейк медленно опустился вниз по стене, пока не оказался на полу своей темницы …
А Пэйтон оказалась сидящей у него на коленях.
Только на самом-то деле она вовсе и не сидела. Скорее, Пэйтон оседлала его бедра, оказавшись лицом к лицу с Дрейком и разведя свои ноги в штанах в стороны — поза, которую Джорджиана, скорее всего, горячо осудила бы, но Пэйтон отчего-то считала совершенно правильной. И она была склонна полагать, что Дрейк тоже так думает — особенно, когда он прошептал ее имя, касаясь волос Пэйтон. Она услышала его, даже, скорее, почувствовала — низкий рокочущий голоса Коннора, шедший из груди. Он так крепко прижимал Пэйтон к себе, что казалось, когда Дрейк произносит слова, звук идет прямо сквозь девушку. Его голос, шепчущий ее имя, что-то сотворил с позвоночником Пэйтон, превратив из твердых костей в массу, больше похожую на желе. Она подняла голову, которую до этого мгновения прижимала к шее Дрейка, и посмотрела на него, удивляясь, как он одним голосом смог сделать такое волшебство.
Но вскоре Коннор заставил ее задуматься совсем о других вещах. Его руки, обнимающие Пэйтон, вцепились в ее плечи. Затем одна ладонь Дрейка опустилась на руку девушки, а другая оказалась у неё на талии. Внезапно Пэйтон осознала, что та рука, которая лежала на талии, проскользнула под ее камзол и вскоре затерялась под ним. Она чувствовала жар его ладони на своих ребрах, от которых пальцы Дрейка отделяла только тонкая льняная ткань рубашки.
А затем произошло кое-что еще. Сначала, когда твердая плоть, так явно выступавшая из-под мягкого твила[43] бриджей Коннора, задела шов, соединяющий штанины ее брюк, Пэйтон подумала, что это вышло случайно. Она уже знала, что ему не нравится, когда до него дотрагиваются в том месте, поэтому попыталась отстраниться, но ладонь, лежавшая на ее руке, потянула девушку назад — и довольно требовательно. Так требовательно, что конец набухшей плоти словно вонзился в самое интимное местечко Пэйтон. Туда, где она того меньше всего ожидала. Прервав поцелуй, она удивленно вскрикнула и слегка отстранилась, чтобы посмотреть в глаза Дрейка, который сначала так неожиданно на нее набросился, а потом еще и покушается на такие места.
— Что… — начала она, пытаясь справиться с припухшими от его поцелуя губами, но слова застряли у нее в горле, когда Пэйтон увидела, что взгляд Коннора остановился намного ниже ее шеи, а затем он медленно, не говоря ни слова, бесстыдно развязал шнурок, который удерживал воротник ее рубашки. Удивленная Пэйтон проследила за его взглядом, но увидела только свою грудную клетку, цвет которой, по уверению Джорджины, был до неприличия темным от загара. Девушка никак не могла понять, чем же кожа ее груди так привлекла внимание Дрейка, пока его рука, расшнуровывавшая пластрон[44] ее рубашки, не проникла под ткань, чтобы обхватить одну из маленьких, призывно торчащих грудей Пэйтон.
Она всхлипнула. Никогда еще Пейтон не ощущала такого жара — во всяком случае, там. Коннор свел пальцы, и ладонь его чуть коснулась нежной вершинки напрягшегося соска — они оба отвердели с первым же поцелуем Дрейка.
Это была пытка — сладкая пытка — ощущать, что его рука так близко, но еще не легла на ее холмик, набухший в ожидании ласки.
И тогда Пэйтон поняла, почему той ночью в саду Дрейк так себя повел, когда она дотронулась до выпуклости под его бриджами. Он не рассердился на нее. Коннор хотел, чтобы она трогала его там точно так же, как сейчас она желала только одного — чтобы он взял ее грудь в ладонь. Скорее всего, Дрейк просто не ожидал от нее таких решительных действий.
Ну, тогда он просто не знал Пэйтон по-настоящему, только и всего.
Обвив руками его шею, девушка притянула голову Коннора к себе, чтобы поцеловать его снова, — и грудь еe целиком скользнула ему в руку. Пэйтон затрепетала от наслаждения, когда его пальцы принялись ласкать нежную кожу, поглаживая и изучая ее. Возможно, грудь девушки была не настолько велика, чтобы в должной мере заполнить лиф новомодного платья с глубоким декольте, но было очевидно, что Дрейку того, чем она обладала, было более чем достаточно.
А затем это произошло опять — толчок в ее сокровенное место. Но на этот раз она не удивилась — и не пыталась отстраниться. Совсем наоборот. Пэйтон еще сильнее прижалась бедрами к этой толстой твердой штуковине Дрейка и почувствовала приятное напряжение там, где ноги ее сходились вместе. Просто чтобы удостовериться в том, что она себе это не навыдумывала, Пэйтон снова прижалась к Коннору и почувствовала то же самое — легкую пульсацию. Ну может, не совсем пульсацию. Скорее, какое-то тянущее чувство.
Это действие не только вызвало острые ощущения у Пейтон, но и Дрейка безучастным не оставило — он издал что-то похожее на стон. Пэйтон тут же отстранилась, подумав, что причинила ему боль. Может, этот железный стержень под ней, который казался ей таким твердым, не был рассчитан на столь лихие
