Бабушка еще больше опешила.
– Э-э… да, это было бы неплохо,
– Не желает ли Ваше Высочество чаю? – поинтересовался Джонатан Грир. – Как вижу, прибыла ваша внучка? Я немедленно прикажу подать чай на двоих. Сэндвичи, булочки или и то и другое?
У бабушки был такой вид, будто она вот-вот грохнется в обморок, настолько она была ошеломлена.
– Конечно, и то и другое. А чай чтобы был «Ерл Грей».
– Разумеется, мадам, – сказал Джонатан Грир таким тоном, будто другого чая вообще не существовало. – И, возможно, коктейль для Вашего Высочества? «Сайдкар», я полагаю? В коктейльном стакане на ножке, без сахара на ободке – если не ошибаюсь, вы предпочитаете именно так?
Бабушке пришлось сесть. Она сделала это довольно грациозно, если не считать того, что она всегда садится на Роммеля. Но тот в последний момент успел отскочить. Еще бы, у него по этой части большая практика.
– Это было бы неплохо, – обессиленно проговорила она.
– Ваше Высочество, мы сделаем все, чтобы ванте пребывание в королевском люксе было приятным, – сказал Джонатан Грир, почтительно кивая. – Вам достаточно только позвонить.
С этими словами он проворно вышел из номера в коридор, где – вне поля зрения бабушки – стоял мой папа, который сунул ему в руку свернутую банкноту и шепотом поблагодарил.
Вот это да! Иногда папа умеет быть очень ловким,
– Ну, – сказал папа, входя в номер, – устраивает тебя этот номер?
– Он называется королевский люкс, – уточнила бабушка все еще немного растерянно.
– Действительно королевский, – сказал папа. – Роскошные спальни для тебя, Роммеля и горничной. Надеюсь, ты довольна. Смотри-ка, тут есть даже пепельница.
Папа поднял хрустальную пепельницу, бабушка уставилась на нее и оторопело заморгала.
– Здесь повсюду розы в вазах, белые и красные.
– Ну что же, – сказал папа, – значит, розы. Как думаешь, ты сможешь продержаться здесь, пока не отремонтируют твою квартиру в «Плазе»?
Бабушка выпрямилась.
– Здесь довольно
– Конечно, – согласился папа. – Но так уж складывается жизнь, что иногда нам приходится страдать. Миа, как твои дела?
Я отскочила от окна, в которое смотрела. Номер был на тридцать втором этаже, и вид из окна, хотя и красивый, не очень-то помогал от неприятного, похожего на тошноту ощущения, с которым я боролась.
Но мне не только казалось, что меня вы рвет, в животе происходило еще что-то странное. Такое ощущение, будто у меня в желудке трепыхались колибри вроде тех, которых я видела за окном моей комнаты в Дженовии.
Уверена, это было всего лишь радостное волнение в предвкушении экстаза, который я должна испытать сегодня вечером в объятиях Майкла.
– У меня все хорошо, – сказала я.
Наверное, я ответила слишком быстро, потому что папа посмотрел на меня как-то странно.
– Уверена? – спросил он. – Что-то ты бледная.
– Я правда нормально себя чувствую. Просто я приготовилась к сегодняшнему уроку принцессы.
Папа удивился еще больше. Потому что я НИКОГДА не бываю готова к урокам принцессы. Вообще никогда.
– Ах, Амелия, – бабушка со вздохом встала с дивана. – Сегодня у меня нет на это ни времени, ни терпения. Нам с Жанной нужно распаковать очень много вещей.
В переводе с языка моей бабушки это означало : « Моей горничной Жанне нужно распаковать очень много вещей, а я, вдовствующая принцесса, буду ею командовать».
– Чтобы я могла продумать, чему еще тебя нужно научить, мне необходимо сначала устроиться. Эти постоянные переезды очень утомляют. И не только меня, но и Роммеля.
Мы все посмотрели на Роммеля, который вовсю храпел, свернувшись клубочком на краешке дивана. Наверное, ему снился сладкий сон, будто он находится где-то далеко, далеко от бабушки.
– Что ж, мама, – сказал папа, – поскольку теперь есть мистер Грир, который обо всем позаботится, полагаю, я могу на какое-то время вас оставить…
Бабушка только фыркнула.
– Кого из моделей «Секрета Виктории» ты сегодня осчастливишь, Филипп? – полюбопытствовала она. Не дав папе времени ответить, она продолжила: – Амелия, вся эта беготня по городу очень плохо отразилась на моей коже, мне нужно сделать массаж лица. На сегодня уроки принцессы отменяются.
– Э-э… хорошо, бабушка. – Мне было очень трудно скрыть, что я испытала облегчение. У меня тоже не было времени: мне предстояло еще ОЧЕНЬ много чего побрить.
Интересно, подумала я, а она об этом догадывается? Может, она потому и отпускает меня домой так рано?
Но нет, этого не может быть. Совершенно невозможно, чтобы моя БАБУШКА на самом деле ХОТЕЛА, чтобы я занялась добрачным сексом.
А вдруг все-таки?.. А иначе с чего бы она…
Нет, ТАКОЙ расчетливой не может быть даже бабушка.
9 сентября, четверг,
квартира Московитцей, 19.00
Ну ладно, я здесь. Я побрилась, помылась, сделала отшелушивание, губки благополучно лежат в моем рюкзаке, – кажется, я готова.
Если не считать тошнотворного чувства, которое все никак не проходит.
У Московитцей просто сумасшедший дом. Майкл упаковывает вещи, а его мама, похоже, думает, что в Японии нет шампуня и туалетной бумаги. Она все пытается подсунуть Майклу в чемодан что-нибудь в этом роде. Она и Майя, домработница Московитцей, съездили в Нью-Джерси и закупили ему в поездку годичный запас всякой всячины типа семейных упаковок «тамс».
Майкл им:
– Мама, в Японии наверняка есть «тамс» или что-нибудь подобное, мне не нужны семейные упаковки. И эта гигантская бутыль полоскания для рта – тоже.
Но доктор Московитц его не слушала, и когда Майкл вынимал что-нибудь такое из чемодана, она тут же пыталась засунуть это обратно.
Вообще-то это немного грустно. Я понимаю ее чувства. Ей просто хочется почувствовать, что она хоть как-то контролирует ситуацию в мире, который стремительно скатывается к хаосу. И, похоже, обеспечивая сына запасом андацидов аж до следующего тысячелетия, мама Майкла чувствовала себя чуть менее беспомощной.
Мне хотелось сказать, что ей не о чем беспокоиться, потому что Майкл в конце концов не поедет в Японию, но я не могла – не могла же я поделиться своим планом с НЕЙ до того,
