— Но и одного раза достаточно, — прервал он ее. — Мне следовало бы подать в суд на этого подонка.
Эрни хмыкнула.
— Подать в суд на Дейва? Ты ничтожный лицемер. Как ты можешь об этом говорить, когда у тебя самого рыльце в пушку, Ты сам виноват во всем. Ты… ты! — Ее голос перешел во всхлипывание. Она была вынуждена прикрыть щеки, по которым текли горячие слезы. Щемящая боль сковала ей грудь.
Она слышала, как ругается Грэм, и, повинуясь какому-то импульсу, кинулась к нему. Весь мир для нее заслонила физическая реальность его близости. Она вдыхала горьковатый запах его сильного тела, чувствовала его губы, прижавшиеся к ее волосам, слышала, как он повторяет ее имя снова и снова.
— Эрни! — почти шептал он. — Эрни, я знаю, что ты ненавидишь меня за то, что случилось тем злосчастным вечером. Ты думаешь, я не ненавижу себя сам? Ты думаешь, что я старался причинить боль ребенку, нашему малышу? А мне очень хочется — думаю, что и тебе, — иметь дитя!
Она застыла в его объятиях, тело ее сотрясалось от глухих рыданий, особенно после услышанных от Грэма слов.
— Я кляну себя за все то, что произошло в тот вечер. Эрни, поверь, когда я застал тебя с этим Крамером, то совсем потерял голову! А позднее, когда ты рыдала от боли… — Он перевел дыхание. — Конечно, я мог помочь тебе, сделать все, чтобы сохранить нашего ребенка. Но вместо этого я желал только одного — полностью вычеркнуть тебя из моей жизни. То же самое произошло и на вилле, — продолжал он прерывающимся голосом. — Хватило одного взгляда на тебя, когда ты попыталась уйти… — Он застонал. — Только позже я понял, что случилось что-то непоправимое. А когда ты заперлась в ванной…
С замиранием сердца она продолжала слушать, что он говорит. Вихрь отрицательных эмоций утих, к ней вернулась возможность говорить.
— Это был ребенок, — односложно сказала она. — Мысль о нем пробудила мою память. Внезапно я поняла, что могу вновь забеременеть, — вздохнула она.
Его пальцы нежно скользили по ее волосам. Он повернул ее голову к себе.
— Неужели ты не поняла, что такая же мысль пришла в голову и мне? — спросил он. — Неужели ты думаешь, что я не помню об этом? Эта мысль постоянно преследовала меня, Эрни. Она преследует меня на протяжении трех последних лет.
Она смотрела на него с горечью. От его объятий ее опустошенность почему-то стала еще острее.
— Грэм, я никогда не ругала тебя за то, что случился выкидыш. Разве я могла? — Она старалась найти подходящие слова, чтобы каким-то образом успокоить его. — Я догадывалась, что с моей беременностью далеко не все в порядке, — прошептала она. — Даже доктора опасались…
— Хотя бы и так, но, если бы я не вышел тогда из себя, я бы смог… — Он крепче прижал ее к себе. Неожиданно его голос охрип от нахлынувших чувств. — Эрни… Еще не все потеряно. Мы можем попытаться еще. Ведь между нами еще осталось нечто… Ты не можешь этого отрицать! — Он пристально смотрел на нее. — Вспомни тот вечер на вилле или в гостях у Тома…
Она смотрела на него, не произнося ни звука, чувствуя его руку у себя на волосах. Его дыхание горячило ей щеки, крепкое тело прижималось к ней…
Все это проникало в ее разгоряченный мозг, рассеивая внутреннюю пустоту, наполняя душу чем-то материальным. Она отчетливо ощущала его терпкий, волнующий запах, который всегда возбуждал ее. Она видела его глаза, ставшие глубокими и теплыми. Она чувствовала, как медленно-медленно приближаются к ней его губы. Они были нежными, ласковыми и чувственными…
Глаза у нее закрылись. Ее охватила слабость. Последние следы раздражения растворились. Осталось лишь прикосновение его губ, рождавшее желание. Оно разгоралось все сильней, охватывая все тело, проникая глубоко, в самую душу. Когда его губы прижались сильнее, она полностью отдалась этому желанию…
Он поднял голову. Легкий вздох привел ее в чувство. Она слегка покачнулась, когда открыла глаза.
Эрни и Грэм смотрели друг на друга. Так длилось довольно долго. Потом, не говоря ни слова, он подхватил ее на руки. По крутой и узкой лесенке он нес ее наверх. Она не сопротивлялась, тихо покоясь в его руках, прикрыв глаза. Голова ее склонилась ему на плечо.
Он бережно положил ее на кровать и снял с нее босоножки. Освободив ноги от обуви, он принялся растирать ее замерзшие икры, ступни, пальцы до тех пор, пока они не наполнились теплом. Потом он взялся за ее руки, которые безжизненно лежали вдоль тела, и тоже стал массировать их. Его пальцы медленно, осторожно двигались по ее телу. Потом он принялся расстегивать пуговицы на платье. Сбросил его и лег рядом с ней.
Она находилась в своем, дремлющем мире, ощущая только мягкость своей постели и темноту кругом. Она почувствовала, что и Грэм тоже был раздет. Прикосновение к его обнаженному телу заставило ее вздрогнуть. Она ощущала твердость его бедер, растительность на груди, которая щекотала ее чувствительные груди. Она так и не открыла глаза, ей не хотелось смотреть на его наготу. Она и так всплыла в ее сознании, вызвав дрожь. Веки у нее приоткрылись в ожидании.
Он принялся поглаживать ее, ласкать каждый дюйм ее тела. Сначала это было лицо, потом руки, потом бедра. Эти прикосновения разжигали все сильней поднимающуюся в ней волну страсти. И все же она продолжала лежать, не двигаясь, сопротивляясь настойчивому желанию повернуться к нему, тесней прижаться к его телу…
Он поправил ее голову на подушке так, чтобы было удобнее целовать. Кончик его языка нежно ласкал самые чувствительные точки ее тела, ведя к всплеску страсти.
Больше она не могла сдерживать себя. Ее руки сомкнулись вокруг него, вся она выгнулась дугой, прижавшись к нему, испытывая сладостное чувство близости.
Она услышала его ответный стон, когда он уткнулся в ее груди. Его рот жадно искал розовые твердые бугорки.
— Эрни… Иди ко мне…
И, судорожно дыша от восторга, она откликнулась на его призыв. Все опасения исчезли. Ее пальцы заскользили по его груди, по животу. Дрожь пронизала ее, когда она ощутила в себе его твердую плоть, когда почувствовала его первые движения.
— Дорогая… На этот раз тебе не будет больно…
Вскрик удовольствия был заглушен его поцелуем. Впервые за три долгих мучительных года они слились в страстном соитии…
Позже они лежали обнявшись в окутывающей их темноте. Тела их сплелись. Эрни уткнулась в его плечо. Она зашевелилась, сделав попытку освободиться, но его руки удержали ее.
— Нет… Лежи спокойно, — пробормотал он. Прежний командный тон зазвучал в его голосе, но она слишком устала, чтобы возражать. Она так и заснула в его руках.
Когда она проснулась, день был в разгаре. Щедрыми лучами солнце заливало постель. Эрни, еще не до конца стряхнув с себя сон, наслаждалась теплым присутствием Грэма. Они лежали, словно две половинки единого целого. Спиной она прижималась к его груди, ноги были поджаты, как и у него, — это была та же самая поза, в какой они привыкли спать в дни замужества.
Ветерок из приоткрытого окна легонько колыхал шторы. Ночью она вставала, чтобы раздвинуть их и насладиться свежим дыханием ночи. Тогда она постояла несколько минут у окна, любуясь лунным светом, серебрившим спящие поля. С постели доносилось глубокое и мерное дыхание. Потом, когда она легла, Грэм оказался у нее за спиной. Его губы касались ее затылка.
Во сне он шептал ее имя. Она повернулась лицом к нему и прижалась губами к его шее, чувствуя, как его руки обхватили ее, словно он боялся, что она исчезнет. В то время, когда он целовал и ласкал ее, она молилась, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Ей не хотелось ни о чем думать, а только чувствовать. Она страшилась, что, когда наступит день, вернутся и боль, и слезы, и горькие упреки…
Черный дрозд, севший на ветку, просвистел свою незамысловатую песенку. До ее уха донеслось и шипящее дыхание моря. Грэм все еще спал, руки его покоились у нее на талии. Она повернулась на подушке, чтобы посмотреть на него. Глубокие морщины разгладились, твердый чувственный рот был чуть- чуть приоткрыт. Она ощутила легкий укол в сердце. Это было так естественно… ведь быть вместе с ним вот
