Чай из пустой чашки

Он отвернулся и махнул рукой. Люди, окружавшие стол, исчезли вместе с женщиной, жаловавшейся на спину.

– Ладно, а ты что за девственник, милый? – спросил он, снова поворачиваясь к ней, на его белом раскрашенном лице было выражение сильного раздражения.

– Что значит что ? – Константин была обескуражена. – А какие они бывают?

– Ты из сенаторов, ищущих приятного времяпрепровождения, или богатенький Буратино, купивший дорогой прикид? Думал, что вместе с прикидом и славу прихватишь?

Константин хотела ответить, но он снова покрутил что-то на запястье, и по шее прошла очередная волна мурашек, такая сильная, что ей захотелось кричать. Она отступила и стала лупить по воздуху картой, словно ультразвук был насекомым, от которого можно легко отмахнуться.

– Держись подальше от меня, жалкий выскочка! – закричал он.

– Что? – возмутилась она. – Я не…

– Ненавижу девственников. Вы все считаете, что первыми придумали эту историю: купили персонаж только что убитого человека и теперь идете по следу убийцы и думаете, что вас сразу отведут к тайникам, приговаривая: «Ах, берите все, ангел правосудия, берите все, а если запутаетесь, просто спросите». – Он снова покрутил что-то на запястье, и Константин отступила еще на несколько шагов. Наконец ей надоело, и она снизила до минимума уровень входящих ощущений, найдя соответствующие опции на панели управления.

Мужчина раздраженно крикнул:

– Девственник, и еще мошенник. Ради Бога, детка, если тебе двигаться в лом, чего ты тогда сюда прискакал? – Он медленно погас, оставив ее одну.

Константин пошла дальше и не могла для себя решить: испытывать ли ей облегчение или считать себя наказанной.

На карте место было обозначено как вход в подземку или всего лишь в руины подземки после глобальной катастрофы. С того места, где она стояла на тротуаре и смотрела вниз на каменную лестницу, были слышны голоса, даже тихая музыка, но никак не шум поездов. Может, в «Ну-Йоке» можно бродить по туннелям метро с собственной музыкой?

Константин наклонилась с картой над перилами, рассеянно стягивая на горле рассеченную плоть. Разрезанные края напоминали на ощупь мастику или глину, но никак не хотели соединяться. Она стала лениво размышлять, нужно ли ей искать место, где зашьют рану, или надо это сделать самой, если это вообще должна была делать Шанти Лав…

Какое-то странное давление сзади, от шеи до ступней ног. Она встала и повернулась, чтобы понять, что за новые сверхъестественные напасти одолевают ее, но ничего не было. Она была одна, а давил сам костюм, словно толкая ее вниз, в метро.

– Помощь? – спросила она, переворачивая карту. На мгновение перед ней предстала кошачья морда, но в руках снова оказалась обыкновенная книга. Она почти сразу нашла нужную часть о костюмах, но пришлось трижды прочитать информацию, чтобы убедиться, что действительно загруженные характеристики Шанти Лав теперь при посредстве костюма пытаются подсказать ей дальнейшие действия. Поэтому, очевидно, Шанти Лав собиралась спуститься в метро.

Внизу что-то зашуршало. Она взглянула поверх книжной обложки и отпрыгнула назад. Несколькими ступенями ниже, в простой рабочей одежде столетней давности стоял молодой японец. И хотя она не слишком разбиралась в оружии, но была совершенно уверена, что на боку у него был прикреплен самурайский меч.

Она крепко прижала книгу к груди, защищаясь. Та снова превратилась в карту. Мужчина не отрываясь, кротко, почти смущенно, смотрел на нее. Он поднялся на ступень. Она хотела отодвинуться, но что-то изменилось в его лице, добавив выражению суровости, и она осталась на месте.

– Это значит, вы сдаетесь, мистер Игучи! – спросил он с мягким сарказмом в голосе. – Или меняется ваша стратегия?

– Как ты узнал мое имя? – спросила Константин, испугавшись дрожи в своем голосе. Это был не страх, обычный холод, – казалось, ее костюм превратился в портативный холодильник, по ее мнению совершенно без оснований.

Мужчина поднялся еще на одну ступень.

– Опять игры, Том? Вечно у тебя какие-то игры.

– На самом деле это какая-то неисправность, – пробормотала она, потирая руки: температура в костюме продолжала падать, словно костюм пытался сохранить прохладу в печи.

– Сегодня не холодно, Том, – сказал мужчина. – Ты уверен, что трясешься не от страха?

– Понимай как хочешь, – отчаянно ответила Константин, надеясь, что это подействует на своенравный термостат костюма.

– Ты точно не боишься меня? Или тех, кто стоит за мной?

Зубы Константин застучали:

– Чттто бы это зззначило?

– Старый мир, не имеющий ничего общего с тем, во что превращается этот мир, или во что он заключен, или с тем, что заключено в нем. Одно в другом, а другое в третьем – бесконечная матрешка. – У мужчины в руках появилась монета. Она серебряно сверкнула, и Константин увидела изображение. Какое-то противоречие в нем всегда заставляло ее видеть в этом знаке лежащую на боку восьмерку, а уж потом знак бесконечности. Подсознание протестовало против отсутствия у мира конца, аминь? Времени на размышления не было, мужчина развернул монету другой стороной – змея, кусающая свой хвост.

– В этом неяпонском символе есть что-то японское, согласись, Том? Я имею в виду Старую Японию, не ту новомодную ледяную плоть n-ного поколения из племени скорости и не дебоширство клуба для новых