правильны. За последние годы, после того как она вышла замуж за Бентона Конвоя, ее внешность слегка поблекла. Но ее все еще считали самой красивой женщиной в Пайн-Крике, а некоторые даже говорили, что не видели подобных красавиц во всем штате Арканзас.
Розмари, наоборот, никто бы не назвал красавицей. Она не была привлекательной, но иногда, как в данный момент, когда она улыбалась, была очень мила. Розмари относилась к числу тех женщин, которые всегда остаются в тени, не бросаются в глаза, поэтому ее никогда не приглашали на танцах. Она чаще всего старалась прошмыгнуть через задние дворы, желая остаться незамеченной. Это была маленькая, но не лишенная изящества женщина. Волосы ее были неброского русого цвета, гладко зачесанные назад и уложенные в тяжелый узел на затылке. Самыми привлекательными у нее были большие глаза, излучавшие тепло, светло-карие, их обрамляли густые прямые ресницы. Но, к сожалению, их скрывали сидящие на носу очки. Обычно Розмари носила некрасивые, мрачных тонов платья. Она не обращала внимания на попытки Линетт подобрать ей платье, подходящее по цвету к ее типу кожи или под цвет глаз. Розмари внимательно выслушивала советы мачехи, иногда даже восхищалась купленными для нее платьями, но рано или поздно эти наряды оказывались в самом дальнем углу гардероба, и она вновь одевалась в мышиные и какие-то выцветшие пастельные тона.
Линетт долгое время не могла понять, почему ее участие и старания спокойно игнорируются. Но потом она заметила, что как только Розмари наденет какое-нибудь нарядное платье, отец отпускает в ее адрес колкое замечание. После такого Розмари прячет новую одежду подальше в шкаф. Это бесило и раздражало Линетт, но никто, в том числе и она, не могли заставить Бентона не говорить или не делать что-либо, что ему нравилось. Поэтому, как ни пыталась Линетт убедить Розмари, что отличное светло-золотистое вечернее платье только придает ее коже теплый, персиковый оттенок, а вовсе не выделяет среди других девушек, ей так и не удалось ничего изменить.
Но сегодня Линетт была несколько удивлена, хотя, разумеется, было приятно видеть, что Розмари решилась надеть легкое платье, купленное по настоянию Линетт еще прошлым летом. Густой винно- красный цвет шелка придавал лицу девушки румянец. Но Линетт сдержалась и ничего не сказала Розмари о ее наряде. Это был бы вернейший способ заставить навсегда потом забыть о данном платье. Поэтому Линетт накрывала на стол и болтала о всяких пустяках.
— Правда, не смешно ли? — комментировала Розмари. Глаза ее смеялись за стеклами очков. — Это так мило с твоей стороны, что ты принесла мне поесть.
Когда отец женился на Линетт, Розмари встретила мачеху холодно и относилась безразлично, невольно завидуя ее красоте. Она не могла доверять женщине, вышедшей замуж за богатого, намного старше ее Бентона Конвея, хотя еще недавно была помолвлена с Хантером Тиррелом. Розмари до сих пор не знала, что толкнуло Линетт на этот шаг. Но чем больше она узнавала Линетт, тем меньше она догадывалась о причине этого поступка. Очень скоро Розмари убедилась, что мачеха добрая и щедрая женщина, а не зазнайка, упивающаяся своей красотой. Розмари боялась, что Линетт окажется именно такой. За несколько лет они стали близкими подругами.
У Розмари всегда становилось тепло на душе, когда она видела улыбающуюся Линетт или когда они вот так беззаботно болтали друг с другом. Поначалу, когда мачеха только поселилась у них в доме, казалось, что она вообще никогда не смеется.
— Сегодня утром Бентон ускакал к Шарпам, и я решила, что это удобное время, чтобы навестить тебя в библиотеке, — объясняла Линетт свой неожиданный визит. — А потом я подумала, почему бы не принести тебе что-нибудь поесть?
— Папа поехал к мистеру Джонсу? — спросила Розмари бесцветным голосом.
— Думаю, да.
Линетт бросила озабоченный взгляд на Розмари, которая невидяще уставилась на свои руки.
— Он сказал, что пообедает там, а затем встретится с полковником Томпсоном.
— Я… я не хотела бы, чтобы папа общался с мистером Джонсоном и всеми этими янки. Я начинаю чувствовать себя предательницей.
— Понимаю. Я тоже.
Линетт старалась не думать о политических взглядах своего мужа. Бентон Конвей был, как называют таких на Юге, скалавагом, то есть южанином, имеющим дела с янки после войны, общающимся с солдатами Союза и северянами. Это был человек, старающийся нажиться на нужде людей после падения Конфедерации. Бентон не воевал. Прошло уже шесть лет после окончания военных действий, а южане все еще боролись за восстановление экономики, а иногда и за сохранение своей жизни. Многие едва сводили концы с концами, питаясь только тем, что могли вырастить на огородах. Некоторые, такие как Тэсс, потеряли свою собственность и свое дело. Другие обнаружили, что им просто некуда и не к чему возвращаться. Но Бентон Конвей и многие другие, подобные ему, сделали во время войны себе состояние.
Линетт, как и некоторые горожане, презирала Бентона. Но Линетт была его женой, и жители Пайн- Крика относились к ней так же презрительно. Она знала, что болтают здесь, что она любит деньги и только поэтому вышла за Конвея замуж. Говорили, что она ему прекрасно подходит — такая же высокомерная и холодная. Кроме Розмари, у нее не было друзей в городе. Но Розмари была связана родственными узами с Бентоном, как и она сама. Линетт понимала, что если бы не Розмари да не семья ее матери, первой жены Бентона, очень уважаемой семьи в городе, никто бы в Пайн-Крике не общался бы с ним и, разумеется, кроме северных торговцев.
В то же время у Линетт не было иного выхода. Она была женой Бентона, а одним из условий их договора было — создать всеми возможными способами видимость, что у них образцовый брак. Она должна быть хозяйкой на вечеринках, выходить вместе с ним в гости, общаться с теми, с кем он считал нужным. Линетт должна была стать дополнением и примерной супругой преуспевающего делового мужчины. И хотя она не выносила приятелей мужа, но вынуждена была постоянно общаться с ними. Она выезжала на вечера, всегда мило улыбалась и подолгу беседовала с женами офицеров янки. Вскоре она научилась мысленно отвлекаться от окружающей обстановки, сидела, слушала, смеялась, как манекен. А в это время ее мысли витали где-то далеко.
— Не понимаю, что папа нашел в этом мистере Джонсе? — продолжала Розмари, нахмурившись. — Я надеюсь, он не станет настаивать на своем.
Фаркухар Джонс в последние месяцы неожиданно увлекся Розмари и по-всякому преследовал ее. Это был мужчина необъятных размеров, с круглой лысиной на макушке. Он очень комплексовал по поводу лысины и пытался скрыть свой недостаток. У него была манера расчесывать остатки волос от одного уха к другому. Лежащие на лысине пряди он намазывал макасаровым[1] маслом, чтобы закрепить их в этом неестественном положении. Но время от времени прядки распадались и смешно нависали ему на глаза. Еще у него были длинные, закручивающиеся кверху усы. Мистер Джонс был бы положительно комичной фигурой, если бы под обманчивой веселостью не скрывалось жестокое и холодное, как металл, сердце.
Линетт могла объяснить Розмари, что Бентон нашел в таком человеке. Прежде всего, это — возможность делать деньги. Но она воздерживалась прямо говорить о Бентоне его дочери. У Розмари все еще были иллюзии по поводу отца, а Линетт не хотела ее разуверять.
— Я думаю… Мне кажется, он хочет видеть тебя защищенной и ни в чем не нуждающейся, — произнесла Линетт. — А мистер Джонс может сделать это. Он очень богат.
— Но я не желаю выходить за него!
Розмари выразительно поежилась, в этот момент она выставила на стол последнее блюдо, затем убрала корзинку.
— Папа думает, что деньги решают все. Видимо, это потому, что когда-то в молодости он был очень беден. Но все равно он не прав. Я не вынесу жизни с Фаркухаром Джонсом, как бы много денег он не имел!
— Тогда тебе нужно сказать это отцу. Наверняка он не станет принуждать выходить замуж за человека, который тебе неприятен.
Розмари выглядела неуверенной.
— Нет, думаю, нет.
— Ладно, — сказала Линетт, переходя на легкомысленный тон. — Давай не
