немного покачала ею из стороны в сторону, наслаждаясь свободой. Потом обернулась к Алану и уселась на перила, прислонившись спиной к колонне и свесив ноги.
— Ну разве сегодня не самый прекрасный день? Какое замечательное время для рождения новой жизни! Ранним летним утром… Я хочу, чтобы и мой ребенок родился в такой же день — если, конечно, у меня когда-нибудь будут дети…
Он согласно кивнул:
— Хорошее время. Миллисент улыбнулась.
— До сих пор не могу поверить… Я не помню, когда чувствовала себя так, как сегодня. Знаешь, когда доктор Мортон попросил помочь ему, я испугалась. Очень сильно…
— Знаю. Я видел.
— Но, Алан… это было самым замечательным из всего, что мне приходилось видеть. Я почувствовала… даже точно не знаю, что. Будто я снова молода, а передо мной лежит вся моя жизнь. — Она говорила быстро, голос был отрывистым и взволнованным. — Я не могу объяснить тебе, не могу описать. Но я почувствовала такую надежду, такую любовь к жизни! Ну, ты понимаешь, о чем я говорю?
— Думаю, да. — Он не был в этом уверен, но было так приятно видеть блеск ее глаз, слышать срывающийся звонкий голос. — Я так рад за тебя!
— Я словно прикоснулась к чему-то огромному и вечному. К самому началу жизни! Я никогда раньше не представляла, какое это, оказывается, чудо — рождение ребенка! Или как может быть прекрасна жизнь. Сегодня утром для меня все изменилось: цвета как будто стали ярче, каждая деталь видна совершенно отчетливо. Знаешь, мне кажется, что по-новому вижу каждый листок, каждую травинку… — Она остановилась и засмеялась. — О, Боже, я совсем заговорила тебя!
— Мне нравится видеть тебя счастливой.
— Спасибо! А мне нравится ощущать себя счастливой. — Она посмотрела в сторону, и Алан заметил, как ее взгляд упал на соседний дом. — Когда задумываешься о том, какова цена жизни, становится ясно насколько глупо попусту тратить ее. Все самое необходимое — рядом с нами. Просто безумство не замечать этого! — Она повернулась к Алану, улыбаясь сияющей улыбкой. — Что-то я сегодня слишком много философствую! Ты, должно быть; считаешь меня сумасшедшей…
— Вовсе нет! Я просто думаю, что ты очень счастлива сейчас.
— Да. И ты тоже будешь — когда увидишь этого младенца. Я его держала, заворачивала в полотенце. Сам он такой маленький, а ручки и ножки тоже крошечные — и в постоянном движении! Ты бы его видел! — Она снова засмеялась своим воспоминаниям.
Открылась дверь, и на крыльцо вышел врач, надевая пальто.
— О, оказывается, уже наступило утро, не так ли? — заметил он. — Боюсь, я пропустил утреннюю службу.
— О, мой Бог! Утренняя служба! Я совсем забыла, что сегодня воскресенье. Я тоже пропустила… — Милли выглядела несколько виноватой.
— Я бы не волновался по этому поводу, мисс Миллисент, — сказал доктор Мортон. — По-моему, я сегодня был гораздо ближе к Господу, принимая это дитя, чем если бы посетил церковь.
Милли слегка округлила глаза, услышав такую дерзость, но потом улыбнулась.
— Знаете, доктор, мне кажется, вы правы. Мистер Мортон улыбнулся им обоим и хлопнул Алана по плечу.
— Приятно видеть тебя, Алан, таким веселым.
— Спасибо, доктор Мортон!
— До свидания. — Он помахал им шляпой, а Миллисент и Алан хором ответили «до свидания».
Доктор спустился с лестницы и остановился, оглядываясь вокруг и вдыхая полной грудью.
— Прекрасное утро, правда?
После ухода доктора Миллисент пошла в комнату Алана, а сам он остался нетерпеливо ждать в гостиной. Он чувствовал, что не сможет поверить, что с Опал все в порядке, пока не увидит ее собственными глазами. Через несколько минут из комнаты на цыпочках вышла Миллисент.
— Опал хочет, чтобы ты зашел, но только-шш-ш… Маленький спит.
Алан понимающе кивнул и как можно тише направил свою коляску в спальню. Опал лежала на подушках в его кровати и улыбалась. Она выглядела очень усталой, а на лице было выражение такого умиротворения и радости, что к горлу Алана подступил комок и ему захотелось плакать.
— Опал… — прошептал он ее имя, подъезжая к кровати. Было очень странно видеть ее здесь, в его постели, хотя в то же время, очень приятно.
— Алан… — голос Опал был тихим, но твердым. Одной рукой она прижимала к груди спящего ребенка, другую протянула ему.
— Как ты? — спросил Алан и взял ее руку, несказанно обрадовавшись этому жесту.
— Замечательно! — выдохнула она. — Совершенно замечательно.
Он тихонько засмеялся.
— Ты так меня напугала!
— Я знаю. Спасибо за то, что вы с Милли были со мной. Мне кажется, без вашей поддержки я бы не справилась. Вы были очень добры.
— Да нет, не доброта это. А я просто не мог тебя оставить. — Алан плотно сжал губы. Если он не будет осторожен, то с языка могут сорваться слова, которые Опал не захочет слышать — безумные слова, о которых он будет жалеть.
Опал улыбнулась.
— Ну что ж, в любом случае — спасибо. — Она посмотрела на спящего малыша. — Он стоил всех мук и страданий. Посмотри на него. Правда, красивый?
Алан нагнулся, чтобы лучше рассмотреть мальчика. Его завернули в небольшое мягкое одеяльце, и Алан мог видеть только крошечное личико. Оно было красным и сморщенным, глаза крепко зажмурены. Волос почти не было, за исключением нескольких светлых кудряшек над ушами и на макушке. В общем-то, он казался Алану скорее страшненьким, чем «красивым». И все же было в нем что-то притягательное. Алан не понимал, что именно, но когда смотрел на это маленькое существо, сердце наполнялось теплом и замирало.
— Да, — произнес он, протянув руку к малышу, быстро, виновато ее отдернул и взглянул на Опал.
— Не бойся! — она улыбнулась. — Ты можешь потрогать его. Это не причинит вреда.
Алан с любопытством потрогал пальцем щечку мальчика. Она была такой мягкой, что было даже трудно в это поверить.
Опал развернула ребенка, чтобы Алан смог увидеть его.
— Посмотри! Правда, он смешной? Взгляни на эти крошечные пальчики!
Алану никогда не приходилось видеть только что родившихся детей; те, которых он видел, успели стать к тому времени пухлыми и беленькими. Но этот был весь красный, а ручки и ножки неестественно тонкими. Он свернулся в комочек, прижав ножки к животу, но когда Опал сняла с него одеяльце, смешно задвигался. Глаза открылись, и рот тоже. Лицо стало постепенно сморщиваться, и он запищал. Он стал еще некрасивее, чем был до этого, но Алан в радостном оцепенении не сводил с него глаз.
Казалось невозможным, что кто-нибудь может быть таким малюсеньким и уже совершенно сформировавшимся.
— Какие ногти! — задохнувшись, произнес Алан, осторожно дотрагиваясь до двигающейся ручки. Он положил палец на ладошку малыша, чтобы рассмотреть маленькие ноготки — точно такие, как у него, но только в сотню раз миниатюрнее. Крохотные пальчики инстинктивно обхватили его палец.
— Посмотри, посмотри! — нежно воскликнул Алан. — Он держит меня за палец! — Он не понимал ничего, но ему хотелось плакать. Ну, разве может кто-нибудь быть таким маленьким? Таким крошечным и очаровательным?
Алан взглянул на Опал. Она с сияющим выражением лица смотрела на них. В этот момент Алан был уверен, что любит Опал всем сердцем. Она была такой красивой, а ребенок — это просто дар Бога. Видеть их, лежащих здесь, на его постели, осознавать, что таинство рождения ребенка произошло тоже здесь — это переполняло его счастьем. Хотелось признаться, что он любит ее, хотя он еще не настолько потерял голову, чтобы вот так сейчас сказать ей об этом.
