Победа была полной, но Миллисент не чувствовала удовлетворения и радости, так как в последнее время она ни в чем не находила ни того, ни другого.
Когда к ней зашел Джонатан, чтобы поблагодарить за усилия, она испытала желание повернуться и бежать от него быстро-быстро — так хотелось разреветься, броситься ему на шею и бесконечно целовать. Она собрала всю свою волю, чтобы стоять и вежливо принимать его благодарность, а когда он ушел, Милли закрылась в комнате и проплакала до вечера.
Миллисент думала, что со временем ей станет легче, но проходили недели, а она чувствовала себя все такой же одинокой, если не сказать больше. Это казалось ужасно несправедливым: она поступила так, как должна была поступить, почему же тогда ей так плохо? Она надеялась, что со временем боль хотя бы немного утихнет. Что минуют дни, и она перестанет так скучать по Джонатану.
Пришли и ушли рождественские праздники. В день Рождества, после обеда пришла Бетси и принесла Миллисент подарок — салфетку под кувшин, сшитую своими руками. Миллисент взяла подарок, развернула и не смогла сдержать слез, рассматривая затейливо вышитую вещицу.
— Я хотела… Извините… — Глаза Бетси стали огромными и грустными. — Вам не понравилось? Папа уверял меня, что вам понравится…
— Ой, ну конечно! Она просто замечательная! — Миллисент обняла девочку и крепко прижала к груди. — Это самый красивый подарок из всех, какие я получала в своей жизни, я сохраню его навсегда.
Она медленно отпустила Бетси и отступила назад, вытирая слезы.
— А у меня есть что-то для тебя.
Миллисент протянула Бетси коробку и стала смотреть, как та развязывает ее и достает мягкую резиновую куклу, одетую в голубое, с оборками, платье.
— Какая красивая! — почти не дыша, прошептала восхищенная Бетси, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к легким накрахмаленным оборкам.
Бетси осторожно взяла куклу и принялась рассматривать и изучать каждую складочку на ее платье, каждую мелочь. А Милли с радостью смотрела на девочку. Бетси почти не заходила к ней. Когда начались занятия в школе, она стала проводить почти все время с новыми подругами. И еще Миллисент думала, что девочка чувствует, как изменились отношения между отцом и Милли, и ей стало как-то неловко приходить в дом, где так часто бывала раньше.
— Мисс Милли, — медленно произнесла Бетси, не отрывая глаз от куклы, — вы нас больше не любите?
— Бетси, что ты, я очень тебя люблю! Ты — моя самая любимая девочка. Бетси улыбнулась.
— И папа тоже так говорит. Он считает, что это все из-за него. Но я не понимаю. Почему вы на него сердитесь? Это… это так плохо!
Миллисент пошатнулась. Как она может все объяснить ребенку?
— Это не просто. — Она на минутку замолчала, а потом продолжила. — Я не сержусь на твоего отца. Он мне очень нравится, но у нас ничего не получится.
Бетси нахмурилась:
— Не понимаю.
— Я знаю, что тебе трудно понять. Но поверь, я очень тебя люблю. Мне очень нравится, когда ты приходишь. Но что касается меня и твоего папы — здесь сделать ничего нельзя…
Бетси поморщилась.
— Я не понимаю взрослых.
Миллисент улыбнулась дрожащими губами.
— Иногда мы немного странные.
— И я такая стану, когда вырасту? — Бетси казалась расстроенной отрывающейся перспективой, и Миллисент засмеялась, хотя сердце ее не перестало болеть. Бетси казалась такой родной. Иногда ей приходили в голову мысли, что у них с Джонатаном тоже мог бы быть такой ребенок. Но лучше было не думать о таких вещах.
— Я не знаю, дорогая! Но тогда это уже не будет казаться тебе странным.
Бетси кивнула и, неловко потоптавшись, собралась уходить. У дверей она обернулась.
— Мисс Миллисент…
— Да, дорогая?
— Папа очень переживает из-за вас. Это правда! Он теперь почти всегда грустный. И уже не смеется, как раньше. — Сказав это, Бетси повернулась и вышла из дома.
Миллисент, зажав рот рукой, смотрела вслед удаляющейся девочке, и слезы катились по ее щекам. Слова Бетси причинили ей почти физическую боль. Она не хотела, чтобы Джонатан страдал. Это во много раз усиливало ее собственные муки. Возможно, он сейчас ненавидит ее за все, что пришлось пережить по ее вине. Она поступала необдуманно и эгоистично; не следовало позволять ему ухаживать за ней. И само собой разумеется, не нужно было идти к нему в ту ночь. Это было ошибкой; Милли сама сделала их расставание еще более болезненным.
Она хотела, чтобы эта ночь осталась у нее в памяти, но не предполагала, что воспоминания будут постоянно преследовать ее.
Алан направил свою коляску в библиотеку и там остановился у полок с книгами. Он взял толстый том, посмотрел на него и поставил обратно, затем пальцем провел по всем корешкам коханых обложек. Наконец, он нашел то, что было нужно. Вытащив книгу из плотного ряда томов, Алан положил ее на колени и направился было обратно в свою комнату. Но вдруг остановился и огляделся. Гораздо удобнее будет читать прямо здесь вместо того, чтобы таскать книгу туда-сюда. Раньше он не занимался в библиотеке, так как считал ее местом отцовской работы.
Мистер Хэйз не любил, когда маленький сын заходил сюда и отвлекал его.
Теперь отказываться от этого помещения не имело смысла. Библиотека была точно такой же комнатой в его доме, как и все остальные. Алан подъехал к окнам и раздвинул тяжелые зеленые бархатные шторы, и комнату залил свет. Поставив свой стул так, чтобы свет падал прямо на книгу, лежащую у него на коленях, Алан углубился в чтение.
Он читал отцовские фолианты по законодательству уже несколько недель. Начал он сразу после Рождества, когда Опал что-то спросила его из этой области. Он совершенно не представлял, что ответить, но ужасно не хотел разочаровывать Опал, поэтому пошел в отцовскую библиотеку и нашел необходимые сведения. Неожиданно для себя он заинтересовался этим занятием; даже поиски нужного справочника, а в нем — нужного ответа, представлялись ему увлекательнейшим занятием, своеобразной охотой. Он продолжал копаться в книгах, переходя от одной темы к другой, следуя лишь за собственным интересом и интуицией.
В коридоре послышались легкие женские шаги, и он услышал голос Опал, которая что-то напевала. Алан улыбнулся и поднял голову. Она вошла в библиотеку с ведром и тряпкой в руках и оглянулась по сторонам, как обычно это делала. Тут она резко остановилась и внимательно посмотрела на него.
— Алан? — Она подошла ближе. — О, я прошу прощения, что помешала! Но так удивительно видеть тебя в библиотеке — обычно она закрыта.
— Я знаю. Я взял одну из отцовских книг и решил, что смогу прекрасно почитать и здесь. По крайней мере, перемена декораций.
— Отличная идея. — Опал одобряюще кивнула. — Тебе нужны перемены. Знаешь, что я думаю?
— Что?
— Тебе следует больше гулять. Сейчас погода не очень хорошая, но весной и летом на улице так красиво! Прогулки пошли бы тебе на пользу.
— Прогулки? — с иронией спросил он. Опал покраснела.
— Извини. Ну, ты же понимаешь, о чем я говорю…
— Да, да, понимаю. — Он пожал плечами. — Боюсь, я не большой любитель «прогулок»…
— А почему? Ты ведь можешь, как любой другой человек, наслаждаться свежим воздухом! Мне кажется, тебе были бы приятны новые впечатления.
— Думаю, были бы. Но я прячусь не от впечатлений, а от людей.
— Прячешься? — Опал удивленно смотрела на него. — Ты боишься людей? Я думала, ты ничего не
