Существовала ли она на самом деле? Или это было еще одной выдумкой Ноны?
У Ноны были серо-зеленые глаза, у Джей – небесно-голубые. Нона всегда объясняла это ирландским происхождением отца. Интересно, цвет чьих глаз унаследовала Джей?
До того как Нона поседела, у нее были темно-русые волосы, о чем хорошо знали Патрик и Джей. Нона всю жизнь красила их и неустанно повторяла, что в молодости они были совсем светлыми, но после родов сильно потемнели, и будто Джей унаследовала от нее скандинавские светлые волосы. Теперь Джей понимала, что Нона не имеет никакого отношения к цвету ее волос. Стоявшая перед ней женщина, которую она всю жизнь звала матерью и которую вроде бы хорошо изучила, казалась чужой, незнакомой и даже загадочной.
Всегда отличавшаяся прямой осанкой, Нона теперь заметно сутулилась, словно ожидала от дочери удара. Ее лицо, всегда такое ухоженное и чопорное, распухло и покраснело от слез. Она так постарела, что Джей это сбило с толку и даже слегка испугало.
– Надеюсь, – охрипшим голосом сказала Нона, – ты не станешь раздувать скандал.
“Она очень изменилась, – подумала Джей. – И вместе с тем осталась такой же правильной, как всегда…”
– Если это скандал, – возразила Джей, – то не я начала его.
– Войди. – Нона отступила в глубь комнаты. – Если ты так настаиваешь на разговоре, пусть он произойдет с глазу на глаз.
– Я буду в гостиной, – раздался из-за спины Джей смущенный голос брата Мейнарда. – Если я понадоблюсь, Нона, вы найдете меня там.
Джей с удивлением обернулась. Интересно, почему он решил, что понадобится Ноне? Неужели Мейнард собирается защищать ее от Джей?
Монах заметно побледнел, и по всему было видно, что ему хочется как можно скорее убраться вниз, в гостиную. И все же он старался держаться любезно.
– Джей, – обратился он к девушке, – Нона заботилась о вас всю жизнь, помните об этом, равно как и о том, что сейчас важнее всего состояние вашего брата, Патрика.
Джей не нравились советы Мейнарда, его манера говорить, даже само присутствие монаха. Но когда он поспешно спустился вниз, ее охватило отчаяние и чувство вины. Мейнард прав.
Девушке не хотелось оставаться с Ноной наедине, но та уже закрыла дверь.
Нона стояла возле кровати, спиной к Джей. Шерстяной плед на кровати был смят, из-под него выглядывала мокрая от слез розовая подушка.
У Джей перехватило дыхание. Комната, наполненная сентиментальными вещицами и фотографиями, весьма походила на храм безвозвратно ушедшего детства.
– Обернись, посмотри на меня, – тихо сказала Джей Ноне.
Та повиновалась. В молитвенно сложенных руках был зажат бумажный носовой платок. Она походила на перепуганного кролика, но Джей усилием воли подавила жалость.
– Это правда? – с вызовом спросила она.
– Да, конечно.
– Конечно? Что ты хочешь сказать этим “конечно”?
Нона подняла голову.
– Я бы не стала заставлять брата Мейнарда лгать.
– Зато ты сама всю жизнь лгала нам, – съязвила Джей. Вздрогнув всем телом и болезненно съежившись, Нона еще крепче сжала в руках носовой платок и уставилась на фотографию Патрика.
– Все, что я делала, я делала из любви к вам, моим детям.
– Ты купила нас! – почти выкрикнула Джей. – И кормила нас сказками все эти годы!
В наполненных слезами глазах Ноны блеснул гнев.
– Мы с мужем использовали все легальные способы усыновления детей! Все! И ни один не был для нас доступным! Нам говорили, что возраст и состояние здоровья твоего отца служат непреодолимым препятствием для этого…
– И сколько же ты за нас заплатила? Мне просто интересно, во сколько нас оценили! Или мы достались тебе со скидкой?
– Все было совсем не так! И при чем тут деньги? Те несчастные матери хотели сохранить все в тайне. Они не могли содержать своих детей, не могли предать огласке сам факт рождения, и тот врач помогал пристроить их детей в хорошие, любящие семьи, такие как наша…
– Скажи мне, – холодно перебила ее Джей, – тебе дали возможность выбирать? Или пришлось брать что попало?
– Доктор пристраивал детей в хорошие семьи, – упрямо продолжала Нона, – где бы их любили и дорожили ими…
– Это у него был такой бизнес? Он занимался продажей детей?
– Нет! – с жаром возразила Нона. – Просто время от времени какая-нибудь девушка попадала в беду и… Тот доктор считал аборты большим грехом. Он знал, что для таких нежеланных детей обязательно найдутся хорошие приемные семьи. К тому же он отдавал детей далеко не всякому… Доктор всегда тщательно проверял предполагаемых приемных родителей…
– Но он продавал детей! Продавал, как телят или поросят! Он делал это нелегально, и теперь не осталось никаких регистрационных документов…
