мужчину, а тело у него было, как у нескладного подростка. Он пробуждал в Челесте скорее материнский инстинкт, чувствовал это и еще больше бесился.
Они лежали в постели, Челеста нежно водила пальцем по его выступающим ребрам.
– А ты бы мог стать хорошей моделью, – сказала она вдруг, – такие как раз нужны на подиуме. В тебе есть что-то от бродяги, а это сейчас модно.
Конечно, глупо было говорить такое. Уотер слишком серьезно к себе относится, чтобы над ним подшучивать. Он вдруг вскочил и схватил первое, что подвернулось под руку – это оказался кожаный кофр Челесты – и размахнулся. Он явно собирался вытянуть ее по голым ягодицам.
Недолго думая, она соскочила с кровати, юркнула в ванную и заперлась там. Кофр с грохотом ударился в дверь, и его содержимое с шумом рассыпалось по комнате. Она сидела на унитазе, курила и разглядывала в зеркале свое раскрасневшееся лицо. Пусть немножко остынет. Пусть подумает, что она и вправду испугалась. Пусть почувствует себя виноватым.
– Черт возьми! А это интересно!
Она нахмурилась.
– Что там?
– А эти вот записи в книжице. Да открой ты дверь, я тебе кое-что прочту. Ты слышишь меня? Слушай: «Они заставляют девушек смотреть. Клиента убивают, а девушки должны смотреть, как это происходит…» Эй, Челеста, что ты делаешь?
Челеста выскочила из ванной и выхватила у него записную книжку.
– Уотер, больше никогда, понимаешь, никогда не лезь в мой кофр. Понял? Это личные записи.
– Послушай, успокойся. Извини, я нечаянно. Я и не знал, что ты замешана в такие дела. Надо было сказать мне и…
– Я тут абсолютно ни при чем. Как тебе только в голову могло прийти такое?
– Тебе просто нравится читать эти странички? Щекочет нервы? А кто это написал?
Она видела, что он заинтригован. Ей пришлось снова затащить его в постель, чтобы хоть как-то отвлечь от этой записной книжки: рассказать ему она ничего не могла, не имела права.
Книжку она нашла на чердаке в «Тривейне». Когда отец рассказал ей, что Лавиния и в детстве была очень фотогенична, она решила убедиться в этом и посмотреть старые альбомы.
«Эти альбомы в ящике с табличкой «Крайтон-Лейк», сказал ей тогда отец. – После смерти Оливера и Венеции Пруденс убрала все вещи, связанные с этой семьей. Дело в том, что в тот день она получила письмо от Оливера, который был уже мертв. Он был у нас неделю назад и, наверное, благодарил за гостеприимство. Но письмо ее очень расстроило. Она просто сгребла все вещи в один ящик и попросила меня убрать его с глаз долой».
Челеста нашла нераспечатанное письмо, адресованное матери. Она тут же вскрыла его и с детским любопытством принялась читать. Это было обыкновенное вежливое послание: дорогая тетушка Пруденс, большое вам спасибо, что пригласили нас с Венецией на выходные. Мы прекрасно провели время. Было очень приятно увидеть вас и дядюшку Хьюго в добром здравии, и т. д., и т. п. Искренне ваш Оливер». Однако был постскриптум, который оказался куда интереснее.
«P.S. Мне очень жаль, тетя П., что доставляю вам беспокойство, но около кровати я забыл у вас записную книжку. Маленькая книжечка в красном переплете. Там я веду запись расходов, так что она мне просто необходима. Буду вам признателен, если вы мне отправите ее по почте».
Пруденс, видимо, нашла книжку, положила в стол и забыла. А потом, когда снова наткнулась на нее, Оливер был уже мертв, и она отправила ее в тот же ящик на чердак.
Челеста начала читать записную книжку, а когда прочла, подумала, что лучше бы она этого не делала. Тогда она не все поняла, но с годами вся ужасная правда о «милом кузене» Оливере предстала перед ней во всей своей неприглядности.
Это был своего рода дневник. Не обо всех событиях жизни, а только о том, что касалось некоего агентства «Цецилия», в котором, судя по всему, Оливер провел немало времени. Похоже, Оливер делал эти записи, чтобы потом кому-то показать. Он явно запутался и не знал, как выйти из положения. Из записей было неясно, работал ли он на это агентство или оставался только клиентом. Скорее всего, он начал как клиент, а потом почувствовал, что его втянули в какое-то страшное дело. На страницах книжки часто мелькала фамилия Мюррей и еще некая Молли, которая, судя по всему, рассказывала Оливеру о том, что происходит в агентстве. Многие записи так и начинались: «Сегодня Молли рассказала, что…»
Последняя запись была самой ужасной.
«Я дожен вытащить оттуда Молли. У них в каждой комнате установлены видеокамеры. Они снимают смерть людей, и при этом в кадре оказываются и девушки. Молли слишком напугана, чтобы на что-то решиться. Сам я чувствую, что не справляюсь с ситуацией. Пришлось все рассказать Гарри».
Запись была сделана Оливером накануне смерти.
Значит, Гарри все знал и молчал. Но почему?
На самом деле Челеста понимала, почему. Гарри молчал по той же причине, по которой она сама никому не рассказывала о записной книжке Оливера все эти годы. И Крайтон-Лейки, и Фэрфаксы достаточно натерпелись, и очередной громкий скандал был им совершенно ни к чему. И все-таки Челеста знала, что рано или поздно ей придется этим заняться. Потому-то она и упомянула об агентстве «Цецилия» в разговоре с той журналисткой. Если агентство до сих пор существует, пусть Линди-Джейн Джонсон попробует разгрести это дерьмо.
А тем временем сама Челеста все думала, как бы рассказать Сван о том, что ее брат тоже был замешан в этом деле. Тут нельзя торопиться. Бедняжка, может, до сих пор не знает, жив ли он.
Через неделю Уотер вернулся домой довольный и, как бы между прочим, обронил:
– Все идет отлично. Поезжай в Париж на свое шоу. Я тоже поеду с тобой. Только что получил роль в фильме Роберта Альтмана о моде. Съемки идут как раз в Париже. Не исключено, что мы вместе появимся на
