– Оставь меня в покое.
– Ты не помнишь его?
– Оставь меня!
– Мне жаль. – Рэйчел вздрогнула.
– Мне не нужна твоя жалость, сука. Побереги слова, они тебя не спасут. Ничто тебя не спасет!
Мы все надеемся до последнего. Заставив Карнивал вспомнить, Бог Цепей пытался причинить дочери боль. Одного только вида Ульсиса было достаточно, чтобы разрушить три тысячелетия самозащиты, чтобы открыть самые старые раны. Карнивал стала уязвима, но в то же время она показала свое сердце.
Карнивал обняла колени. Узор шрамов покрывал ее руки. Крыло повисло на сломанном плече. Грязные мятые перья торчали в разные стороны.
Рэйчел села на корточки рядом с ангелом. Некоторое время она теребила цепь.
– Сейчас Ночь Шрамов, правильно?
– Да.
– Ты убьешь меня?
Молчание.
– Да, – ответила Карнивал.
– Мне жаль, жаль. Жаль, что он твой отец. Прости меня за все. – Ей действительно было жаль. Жаль, что ее собственная жизнь заканчивалась именно так. Жаль, что погиб Дилл. Жаль, что погиб отец.
Когда Рэйчел думала об отце, в памяти всплывал один и тот же образ: он возвращался из очередной командировки, высокий статный мужчина в ослепительно белом мундире с серебряными пуговицами. Вспомнилось наигранно хмурое лицо, когда мать копошилась вокруг него, без конца тараторя про модные книжки, пересказывая слухи из клуба офицерских жен, докладывая о проделках Марка в академии. Рэйчел вспомнила лицо отца, когда он узнал о ее вступлении в ряды спайнов: он помрачнел и посмотрел на дочь грустными глазами.
Рэйчел взглянула на Карнивал: длинные волосы скрывали изуродованное лицо, грязные сломанные перья облепили руки и плечи, покрытый плесенью кожаный костюм был заштопан на каждом дюйме. Карнивал сжалась в комок, словно маленький ребенок. Тонкие, покрытые шрамами руки плотно сжали колени.
– Поговори со мной, – нежно сказала Рэйчел.
Карнивал снова разрыдалась.
– Оставь меня в покое! Ты просто пытаешься спасти свою проклятую задницу! – Стиснув зубы, Карнивал подняла голову. В черных узких глазах стояли слезы. – Думаешь, мне есть до тебя дело? Ты ничто! Ты мясо! Мясо!
– Ты можешь это перебороть.
– Перебороть? – Она болезненно улыбнулась. – Перебороть! – Карнивал выплюнула слова. – Что ты знаешь, сука!
– Твоя жизнь началась не с этой веревки и закончится не ею.
– Лучше бы это была цепь!
– Перестань жалеть себя!
Лицо Карнивал мгновенно расслабилось. Слезы потоком хлынули по щекам, по шрамам. Ангел спрятала голову в коленях и глубоко вздохнула.
– Ненавижу это. – Боль задушила ее голос. – Ненавижу их, тебя ненавижу. Убью их… Тебя убью… Всех вас убью! Всех! – Карнивал расплакалась. – Уходи! Черт, отойди от меня!
Рэйчел осторожно дотронулась до ее плеча.
– Ребекка.
Карнивал с силой отдернула ее руку и выкрикнула:
– Меня зовут Карнивал!
– Прости, я…
В двери загремели ключи. Рэйчел обернулась.
Огромный великан в грязных лохмотьях стоял за решеткой. Поначалу Рэйчел показалось, что вернулся Ульсис, но пришелец был сложен гораздо плотнее, чем бог. Сплошная гора мышц. Лицо скрывалось под синяками и щетиной. Человеческие кости он привязал к ноге наподобие шины и опирался на костыль из костей. Огромные ручищи никак не могли справиться с ключами. Наконец дверь со скрипом открылась.
– Абигайль? – позвал великан.
29. Бродяга
Сердце господина Неттла сжалось, когда его дочь поднялась с холодного каменного пола камеры и медленно пошла ему навстречу. У нее на поясе висел фонарь, поэтому лицо утонуло в тени. Бродяге страшно захотелось броситься ей навстречу, обнять и крепко прижать к себе.
– Мы идем домой, – сказал он Абигайль.
