— Вот как? — сухо осведомился Джулиан.
— Да.
Дрожа всем телом, Оливия ожидала, что Эрит встанет и уйдет, но он схватил ее за плечи, заставив встретить его яростный взгляд. В серых глазах его сверкал вызов.
— А что ты на это скажешь? — гневно выпалил он. Рванув Оливию к себе, он с голодной, исступленной страстью впился губами в ее губы. Она не смогла притвориться безучастной и ответила на поцелуй с тем же упоением и яростью. В душе она знала: это в последний раз, никогда больше Джулиан не прикоснется к ней.
Его губы жадно терзали ее рот. Никогда еще Эрит не целовал ее так неистово, даже на вершине страсти.
— О, любовь моя, — простонала она. Толкнув ее на подлокотник дивана, Джулиан неуклюже дернул вверх подол голубого платья.
— Да, — шептал он, опаляя горячим дыханием ее лицо.
Оливия с горечью подумала, сколь редкими были поцелуи в ее жизни до встречи с Джулианом. И как ей будет не хватать этих нежных и страстных прикосновений его губ.
Она не сопротивлялась, когда он раздвинул ей ноги и коснулся лона. Оливия затрепетала, по телу разлилась жаркая волна желания. Как быстро Джулиану удалось воспламенить ее. Но, отдаваясь наслаждению, она чувствовала, как сердце разрывается от жгучей, нестерпимой боли. До Эрита Оливия не знала этого блаженства, а после Эрита радость разделенной любви будет навеки для нее заказана.
Глаза Джулиана казались почти черными от желания. Тело сотрясала дрожь. Теперь, когда слова оказались бессильны, он пытался убедить Оливию в своей правоте, говоря с ней на языке страсти. Она понимала, чего добивается граф, однако пламя желания, охватившее ее, разгоралось все сильнее, подавляя волю, разрушая сопротивление.
«Это в последний раз».
Неподвижный взгляд Эрита не отрывался от ее лица. Рассчитано медленным движением Джулиан поднес ко рту липкие от ее влаги пальцы и с наслаждением провел по ним языком. Этот жест, исполненный откровенного сладострастия, отозвался дрожью в теле Оливии, кровь ее забурлила, словно кипящая лава.
В серебристо-серых глазах Эрита читалось понимание и жгучее желание. Взгляд его безмолвно говорил, что оба они пленники страсти и Оливия безрассудно пытается бежать от своей судьбы.
— Нет, — всхлипнула Оливия, хотя тело ее выгибалось дугой, пылая от страсти.
— Да, — неумолимо провозгласил Джулиан.
Так же непреклонно он раздвинул ее бедра и приник губами к лону. Он делал это и раньше, в те безумные ночи, когда Оливия с упоением предавалась любви, открыв для себя волнующий, мир чувственности, но на этот раз в неторопливых решительных движениях Эрита, в грациозном наклоне темноволосой головы, в жадной ненасытности рта, ласкающего ее лоно, было нечто иное.
Оливию обдало жаром.
Язык Эрита коснулся ее влажной, пылающей плоти, его губы впились в нее, как в мякоть сочного плода. Острый, пьянящий восторг пронзил Оливию. Она прижала дрожащую руку ко рту, чтобы приглушить хриплый крик, готовый сорваться с ее губ. Ослепительная огненная вспышка заставила ее на мгновение замереть, пока властная, неудержимая сила — страсть истинной любви — возносила ее к звездам. Оливия сомкнула веки, и мириады сияющих солнц замелькали перед ее глазами. Танцующие всполохи огня закружили ее в неистовой пляске. Это обжигающее наслаждение походило на удар молнии. Тело Оливии еще беспомощно трепетало, когда нежное касание языка Джулиана отозвалось новой волной блаженства в самых глубинах ее существа. Ей показалось, что сердце ее вот-вот остановится. В безотчетном порыве она запустила дрожащие пальцы в густые волосы Эрита. По щекам ее текли слезы, ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать горестные всхлипывания и страстные крики. Из груди ее вырвалось рыдание. Слишком тихое, чтобы его можно было услышать за дверью библиотеки, оно прозвучало для Эрита безгласной мольбой.
Его губы дарили неимоверное, дурманящее наслаждение.
Бедра Оливии взлетали и опускались, как бывало в минуты полной близости с ним, когда тела их сливались воедино. Крепче обхватив ее ноги, Джулиан развел их еще шире. Его язык проник в темную тугую глубину ее плоти. Мускусный аромат ее окутал их жарким облаком. Блаженство нахлынуло слепящей волной, мир вспыхнул миллионами искр.
— Джулиан! — Голос Оливии надломился, она достигла вершины. — О, Джулиан!
Она выгнула спину. Где-то за пылающим гребнем блаженства, словно тень, подстерегающая солнце, притаилось жестокое предчувствие: за наслаждением приходит опустошенность.
«Это в последний раз».
Несколько бесконечно долгих мгновений она цеплялась за сияющую, объятую пламенем вершину, утратив ощущение времени и пространства, сознавая лишь близость того единственного мужчины, что дарил ей это блаженство.
Ее возлюбленный. Ее единственная любовь, потерянная навсегда.
Смутно, сквозь вздымающиеся и опадающие волны наслаждения, она почувствовала, как Джулиан поднялся.
Ошеломленная пережитым наслаждением, Оливия не в силах была пошевелиться.
Джулиан окинул взглядом ее разбросанные в стороны ноги и обвившееся вокруг талии платье.
— Вид у тебя вполне сытый.
В его довольном голосе слышались ленивые нотки. Он говорил как восхитительный любовник, только что показавший своей возлюбленной, что такое истинная страсть.
— О, голодной меня не назовешь, — хрипло отозвалась Оливия.
Джулиан пристально смотрел на Оливию. Улыбка его медленно растаяла.
— Так ты едешь в Вену?
Вопрос Эрита вернул Оливию к реальности, и радость ее увяла, — так тают следы на песке, смываемые холодной волной. Едва шевеля непослушными губами, она спросила:
— Как твоя любовница или как жена? Брови Эрита угрюмо сдвинулись.
— Ты знаешь сама. Иного ответа ты от меня не получишь. Но ты же не можешь отослать меня прочь после всего, что здесь было.
Оливия неловко выпрямила ноги и села. Она получила ответ на свой вопрос. Джулиан любил ее, но любил недостаточно. Печаль свинцовой тяжестью легла ей на сердце. Пришло время сказать «прощай». Их страстный порыв лишь отсрочил неизбежное расставание.
У нее возникло чувство, что она балансирует на краю бездны.
— Нет, могу. — Ее голос звучал тихо, но твердо: — Прощай, Джулиан.
Гневно стиснув зубы, Эрит вскочил.
— Черт возьми, Оливия. Мне надоело тебя умолять. Я достаточно валялся в грязи, позволяя тебе меня пинать.
Оливия в ужасе закусила губу. Лицо Джулиана исказилось от боли — казалось, он ранен в самое сердце. Разве могла она оставаться непреклонной, видя, как он страдает? Не слишком ли дорогая цена — его мучений? Вытянув дрожащую руку, она прошептала:
— Джулиан…
Но граф ее не слышал.
— Дай мне знать, когда передумаешь. Рано или поздно ты изменишь решение. Но имей в виду: я не собираюсь ждать вечно.
Оливия с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.
— Я не прошу тебя ждать. — Представив Джулиана с другой женщиной, она сжалась от боли, как раненая тигрица. Ей захотелось завыть и вцепиться ему в волосы. — Я сказала тебе еще до того, как ты подарил мне это незабываемое прощание: все кончено.
Эрит смерил ее ледяным взглядом. Как могли глаза, светившиеся нежностью всего мгновение назад, смотреть так холодно? Он заговорил жестко, надменно:
— Я достаточно тебя умолял. И не стану просить снова. Ты поступаешь так из глупой гордости,
