Он подозрительно посмотрел на меня.
— Находясь при исполнении служебных обязанностей, — выпалил он, — не разрешается посвящать в них гражданских лиц. Это ваша собака?
— В том-то и дело, что не моя, — ответил я. — Ее хозяин, мистер Тальбот, живет неподалеку отсюда. Хочу загнать ее домой.
— Как эта собака оказалась ночью у вас в машине в отсутствие ее законного владельца? — спросил он.
— Понимаете, я увез ее по ошибке, — ответил я. — Просто не заметил, как она забралась ко мне на заднее сиденье, а теперь не могу ее выгнать.
Воцарилось гнетущее молчание.
— Придется вам проследовать со мной к владельцу собаки, — сказал наконец молодой полицейский. — Поведете машину вы, — добавил он, очевидно опасаясь пули в спину.
Мы медленно поехали по аллее к дому. Полицейский развалился на переднем сиденье, Рого — на заднем. Еще совсем недавно я бежал от Тальботов с легким сердцем. Когда я теперь подъезжал к их дому, на душе у меня скребли кошки.
Полицейский вышел.
— В целях предосторожности, — объявил он, — придется попросить вас выйти из машины.
Мы поднялись по ступенькам к входной двери. Полицейский схватил дверной молоток. Громоподобный стук разнесся по спящему дому.
— Ну и погодка, — сказал он доверительно. Я ответил, что хуже не бывает. Тут дверь открылась, и на пороге появился Герберт в халате. Должно быть, полицейский привык поднимать людей среди ночи. Он и внимания не обратил на багровое от ярости лицо Герберта.
— По долгу службы, сэр, — рявкнул он, — навожу справки о владельце собаки, найденной в транспортном средстве этого джентльмена. Джентльмен утверждает, что собака принадлежит вам.
Тут только Герберт увидел меня. Он сделал шаг вперед
— Ты украл мою собаку! — закричал он. «Не получилось жену, так хоть собаку», — видимо, хотел он сказать.
— Она сама забралась ко мне на заднее сиденье, — огрызнулся я. — Очень нужна мне ваша собака.
Герберт заглянул в машину.
— Где она? — спросил он.
Заднее сиденье было пусто. Рого отправился спать, сообразив, вероятно, что попал домой после необъяснимого ночного путешествия.
— Ну и дела, — удивился полицейский. — Ведь, кажется, только что на меня пялилась.
— Здоровенный черный пес, — отрезал я.
Полицейский, видимо, решил, что произошло чудо.
— Зовут Рого. Только что был здесь.
— Это моя собака, — сказал Герберт. — Я за нее последнее отдам. — Вдруг его осенило. — Пойду посмотрю, в конуре ли она, — заявил он, — а если нет... — Герберт сжал кулаки. Он и сам не знал, что тогда будет.
Мы пошли за ним на задний двор. Рого безмятежно спал в своей конуре величиной с многоэтажный дом.
— Ну, — сказал я, — вы удовлетворены?
— Чем? — Герберт взглянул на меня исподлобья.
Мое терпение лопнуло.
— Поехали, сержант, — сказал я. — Протокол составите утром.
Говорить больше было не о чем. Я подвез его до деревни и высадил у входа в участок. Он удивился, что я не иду с ним.
— Теперь сиди тут, рапорт составляй, — пожаловался он. — Начальство любит, чтобы все в письменном виде...
Я рванул с места не попрощавшись. Не успел я проехать и милю, как услышал с заднего сиденья чей-то тихий, вкрадчивый голосок:
— Ну-ка угадайте, кто здесь?
И я угадал — это была очаровательная супруга Герберта Тальбота, торговца скотом из Грейндж-Хаус, Уэстмит.
Я остановил машину. Лениво вышел и заученным движением открыл багажник, чтобы опять вооружиться монтировкой.
Правдолюб
В свое время, когда я еще носил прямой пробор, мне казалось, что в отношениях между людьми нет ничего важнее, чем неукоснительная правдивость. Бывало, находясь в гостях, я не выдерживал и принимался кричать: «К чему вся эта болтовня? Чего вы добиваетесь, обманывая друг друга? Неужели мы разучились говорить правду?»
Откровенное признание очищает душу — таков был тогда мой девиз. Это настолько сильно действовало на окружающих, что порой мне удавалось за каких-нибудь двадцать минут очистить помещение. Доходило до того, что иные тихие обыватели, любившие посудачить о садоводстве, бридже и знавшие за собой эту слабость, пытались заранее выведать, буду ли я в гостях, прежде чем принять приглашение. Так продолжалось несколько лет, пока меня не вызвали в ирландский суд, где мое правдолюбие проявилось в полной мере.
Дело в том, что я попал в аварию. Стукнул машину, и ее владелец подал на меня в суд.
Мой отец решил нанять адвоката.
— Ни к чему, — сказал я. — Зачем тратиться? Правда на моей стороне. Я ехал по главной дороге со скоростью тридцать восемь миль в час. Он выскочил задом, понимаешь, задом из-за поворота, да еще закуривал сигарету. Нет, адвокат мне не нужен. Без него справлюсь.
Отец сказал, что, по его мнению, адвоката все же взять стоит. Юриспруденция — штука хитрая, и разумный совет никогда не повредит.
Когда мы приехали в суд, я было обрадовался, увидев знакомого судью. Он даже кивнул мне, когда мы садились.
Первым давал показания потерпевший. Должен сказать, его слова поразили меня. Он заявил, что дважды гудел, прежде чем выехать из переулка, затем удостоверился. что главная дорога свободна, еще раз дал сигнал и только потом стал медленно подавать задним ходом, держась вплотную к тротуару. Он уверял, что моя машина врезалась в него без всякого предупреждения, что только в последний момент он услышал рев мотора гоночного автомобиля, мчавшегося на огромной скорости. Он заявил также, что водит двадцать два года, ни разу не попадал в аварию и из-за полученной травмы не был неделю на работе.
Пришла моя очередь. Не скрою, я был очень зол. Как можно было так откровенно и гнусно лгать, да еще в суде, где, как мне казалось, говорить правду — священный долг каждого! Ко мне взывали мои попранные принципы. Я решил, что в своих показаниях ни на йоту не отступлю от истины: правда, только правда, ничего, ровным счетом ничего, кроме правды.
Поднялся мой адвокат.
— А теперь, — обратился он ко мне, — расскажите суду, как, по-вашему, обстояло дело.
Я встал. Глубоко вздохнул.
— Можете говорить сидя, если хотите, — сказал судья.
Я опять сел.
