За углом дома мы столкнулись с Рубиком из сорок восьмой. При виде Каринки он побледнел и попытался пасть замертво, но Каринка только презрительно скривила губы:
— Живи пока! — крикнула. — Скоро вернусь и оборву тебе уши.
Рубик тут же вернул себе обычный цвет лица и даже попытался огрызнуться:
— Сначала догони меня, а потом хвастайся!
— Я все слышала! — притормозила Каринка. Рубика след простыл.
Через пять минут мы уже влетали в Манин двор. Дядя Миша сидел на скамеечке под тутовым деревом и изучал какой-то странной формы железяку.
— Здрасьти, Дядьмиш, — на секунду убавили бег мы, — новое открытие делаете?
— А куда это вы спешите? — удивился дядя Миша.
— Пап, нет времени, мы к Ба. — Маня в одном прыжке преодолела ступеньки лестницы и взлетела на веранду.
— За царем Шацем, — выдохнула я.
— За кем?! — опешил дядя Миша.
Но никто его уже не слышал. Мы скинули ботинки и ворвались в дом.
— Бааааа! — завопили втроем.
— Чего там, — испуганно высунулась из кухни Ба, — что-то случилось?
— Ба! — Манька ткнулась лицом в большой живот бабушки. — Скажи им, что я принцесса и моего предка звали царь Шац.
— Чегооооо? — выпучилась Ба.
— Что я принцесса, — заплакала Манька, — и про царя Шаца им расскажи, а то ишь, важные какие, они принцессы, а я нет!
— Мне кто-нибудь объяснит что здесь происходит? — рассердилась Ба. Мы с Каринкой испугались ее выпученных глаз и кинулись наперебой пересказывать про царя Абгара, который может быть нашим предком (я вас умоляю!), Иисуса (буркнула что-то про «мамэс милх», мы не очень поняли, что), тетю Элю (деревенщина!), а довершили все папиным рассказом про полотенца (так Юрик всю эту кашу заварил и оставил мне ее расхлебывать?!!!).
Нам стало страшно за папу.
— Он сказал, что ему не жалко, и мы можем считать себя принцессами, если хотим, — заступились мы за него.
— Ба, — загудела Манюня, — так я принцесса или как?
— Вы не принцессы, а балбески и дегенератки, понятно? — рявкнула Ба.
— Это само собой, — упорствовала Манечка, — но ты про царя Шаца ответь.
— Нет и не было такого царя! — вздохнула Ба.
— Ыааааааааа, — ткнулась ей в живот Манька, — царь Абгар был, а царя Шаца, значит, не быыыло?
— Царя Шаца не было, зато твой прадед Исаак Шац сочинял такие стихи, что все бакинские красавицы были у его ног. Все до одной! — Ба протерла Манину мордочку подолом своего платья и заглянула ей в глаза. — Он был невероятным умницей и очень талантливым поэтом. Понятно тебе?
И было в голосе и выражении лица Ба такое, что Манька мигом затихла, а потом повернула к нам свое заплаканное личико:
— Выкусили?
— Мария! — прогрохотала Ба и отвесила внучке подзатыльник.
Но Манька даже ухом не повела. Она гордо прошла мимо нас и стала подниматься на второй этаж. Дошла до середины лестницы, свесилась через перила и крикнула вниз:
— Не хочу больше дружить с тобой, Нарка. Понятно тебе? — И побежала наверх.
— Ба-а? — Мой голос предательски оборвался. — Чем я ее обидела?
— Ничем, Нариночка, — обняла меня Ба, — просто Маня перенервничала. Она единственный ребенок в семье, а вас много. И ей очень хочется во всем быть похожей на вас, чтобы не чувствовать себя одинокой, понимаешь? Идите домой, завтра все будет хорошо. Она отойдет и снова помирится с тобой.
Мы с Каринкой надели ботиночки и поплелись домой. Я плакала, а Каринка шипела на меня:
— Ну чего ты плачешь, как дура, Ба ведь сказала, что завтра помиритесь.
— Ничего мы не помиримся, Маня больше не будет со мной дружить!
— Хочешь, я буду с тобой дружить?
— Нет! Ты и так со мной дружишь, ты моя сестрааааа! А Манька мне не сестрааа! Она мне вообще никтооооо!!! Просто друуууг! И одинокая девочкаааа!
— Ну ты ваще дура, — рассердилась Каринка и выдрала с корнем какое-то растение из цветочной клумбы.
— Ты уверена, что это сорняк? — спросила я сквозь слезы.
— Конечно, все цветы уже отцвели, остались одни сорняки.
Так мы и шли домой — я обливалась слезами, а Каринка страдала лицом и остервенело размахивала длинным стеблем сорняка.
Во дворе нам повстречался зловредный и шкодливый мальчик Сережа, и, из чистого интереса, сколько ударов может выдержать растение, Каринка исхлестала его сорняком. Пока она гонялась за мальчиком, я рыдала возле белой «шестерки». Заодно сквозь слезы пыталась понять, каким же образом куклу прикрепили к капоту. Оказалось, что ее намертво привязали лентами к дворникам. Тут прибежала Каринка.
— Пять ударов — и сорняк превратился в мочало, — выдохнула она и вцепилась в куклу.
— Девочки, — обеспокоенно высунулась в окно мама, — марш домой!
— Не дала от дворников оторвать! — проворчала Каринка.
Вечер я просидела возле телефона в ожидании звонки от Мани. Но телефон молчал.
— Не хочу я быть принцессой, — приговаривала я, размазывая по щекам слезы, — дался мне этот царь Абгар!
Когда я с горя улеглась спать, мама подоткнула со всех сторон одеяло, села рядом и взяла меня за руку.
— Утро вечера мудренее, — улыбнулась она, — завтра все будет хорошо.
И я, замученная переживаниями, провалилась в глубокий сон.
Ранним воскресным утром в нашем доме раздался телефонный звонок. Я побежала как ошпаренная поднимать трубку, пока звонок не разбудил остальных.
— Але!
— Овощи! — бодрым голосом отрапортовала Манька.
— Чивой? — я мигом проснулась.
— Грю, овощи! Песня.
— Мань, какие овощи, какая песня?
— Нарка, не перебивай меня. Раз мой прадед был поэтом, то я тоже решила стать поэтом. И написала стих про овощи. Потом сочинила к нему музыку. И получилась песня. Вот, послушай. Сейчас, только поставлю трубку на полку так, чтобы ты слышала и пение, и аккомпанемент на скрипке.
— Что-то случилось? — высунулась в дверь спальни мама.
— Это Маня, — зашептала я, — она песню сочинила, называется — «Овощи».
— Вот дегенератки, — тоном Ба возмутилась мама. — Вы хоть видели, который час?
Я хотела ответить, что пока очень рано, но тут Манька запиликала на скрипке и запела тоненьким голосом:
