из подъезда встречать новобрачных. Люди, обступившие нарядную «шестерку», заволновались и отодвинулись, потому что к машине приближалась новоиспеченная свекровь. Она несла на плече завернутый в рулон небольшой ковер.
— Тетя Эля, давай поможем, — кинулись к ней зеваки.
— Я сама, — пропыхтела тетя Эля.
Она доковыляла до машины, расстелила ковер возле ее задней дверцы, смахнула пот со лба и властным жестом остановила музыкантов. Зурна захлебнулась в крике, аккордеон захрипел и выдохнул мехами «ш-ш-ш-ш».
— Выхооооо-ди! — скомандовала тетя Эля.
«Ыяаааааа», — со скрипом распахнулась дверца «шестерки», и на ковер шагнула тоненькая невеста. «Куда уходит детство», — витиевато заиграла зурна, вплетая в мелодию известной эстрадной песни восточные нотки. Невеста была в кипенно-белом платье с каким-то немыслимым количеством оборок и воланов и в широкополой белой шляпе, с полей которой свисала густая вуаль.
— Что творится, что творится! — покрылись мы мурашками. — Мам, поди сюда, посмотри, какая невеста красивая.
Мама подошла к окну и глянула вниз. По выражению лица было видно, что ей не очень нравится то, что происходит во дворе. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут тетя Эля снова властным жестом остановила музыкантов, выдрала со своего пальца кольцо, потрясла им в воздухе, и с криком: «Брыльянт в три карата на чистом золоте носи на здоровье дочка!» — вдавила его в палец невесты. Народ ахнул и заволновался, доол пробил туш.
— Бедная девочка, — покачала головой мама.
— Это почему? — обернули мы к ней свои любопытные мордочки.
— Да я просто так, не обращайте внимания.
Тем временем из машины выбрался жених. Оркестр почему-то затянул «Все могут короли». Выглядел Григор просто бесподобно, как герой индийского фильма. Он был в белом жутко скрипучем кримпленовом костюме. По плечам, поверх пиджака, крыльями подстреленной птицы простирался длинный ворот красной гипюровой рубашки, а из-под расклешенных брюк выглядывали красные носки («марьяж де колер» — вспомнила я выражение, услышанное от мсье Карапета). Туфли жениха были черные, лаковые, на большом каблуке.
— Вах, мама-джан, — выдохнула Манька, — вылитый Санджив Кумар!
Тетя Эля, видимо, тоже так подумала. Она припала к груди сына и залилась горькими слезами. Зурна ушла в минор и затянула «Оровел» Комитаса.
— Тетьнадь, она что, его в армию провожает? — удивленно обернулась к маме Манька.
— Почти, — вздохнула мама.
Выплакав все слезы, тетя Эля сдернула с плеча два махровых полотенца и накинула их на плечи жениха и невесты.
— А это зачем? — удивились мы.
— Не знаю, — мама была сама крайне удивлена, — спросите у папы, может, он знает?
Дело в том, что мама выросла не в Армении и практически не была знакома с местными традициями. А тетя Эля переехала в наш город совсем недавно из какого-то затерянного в горах села и проводила свадьбу по своим деревенским обычаям.
Мы во все глаза наблюдали за церемонией. Невеста с женихом поправили на плечах полотенца, взялись за руки и пошли к дому. Возле подъезда им под ноги подложили по тарелке, и они разбили их на счастье (вот где особенно пригодились большие каблуки жениха), а потом под дружные крики толпы «горь-ко!» поцеловались. Мы вытянули шеи, чтобы в мельчайших подробностях наблюдать поцелуй.
— Фу, — поморщилась Каринка, — прямо в рот целуются. Отвратительно! Никогда не буду так целоваться.
— И мы не будем. Буэ!
Мы захлопнули кухонное окно и побежали узнавать, откуда такая традиция взялась — накидывать на плечи полотенца. Папа как раз докрашивал последние перила. Весь каменный пол балкона был щедро усеян каплями краски.
— Ты почему газет не постелил? — испугалась я.
— А надо было? — всполошился отец и кинулся оттирать руками краску с пола.
— Пап, ну ты совсем как маленький, растворителем потом почистишь, — хмыкнула Каринка. Мы с уважением обернулись к сестре — надо же, всего три месяца ходит в художественную школу, а так много уже знает! Каринка под нашими взглядами надулась, как важный индюк, и даже немного покраснела.
— Дядьюр, мы к вам с вопросом, — очнулась Манька. — А почему тетя Эля накинула на плечи сыну и невестке полотенца?
— Когда?
— Вот прямо сейчас, во дворе. Встретила их и накинула.
Папа отложил кисточку и в задумчивости уставился на нас.
— Я могу только предположить, — неуверенно сказал он. — Эта традиция может восходить к древности. Правил в первом веке нашей эры в Армении один царь. Он болел страшным заболеванием — проказой, и никто не мог его вылечить. И дошли до него слухи о некоем человеке по имени Иисус, который чудесным образом лечил все заболевания.
— Это тот Иисус, которого Ба называет вероотступником? — встряла Манька.
— Да, — засмеялся папа, — тот самый. Итак, царь отправил к Иисусу послов с просьбой приехать и вылечить его. Иисус приехать не мог, он умыл лицо, просушил его полотенцем и, о чудо, влага превратилась в краску и отпечаталась на полотенце ликом Христа. Гонцы привезли это полотенце больному царю. А тот вымылся, протерся им и исцелился.
— Совсем? — опешили мы.
— Совсем. И в благодарность принял крещение. И стал первым правителем-христианином Армении. Мне думается, что эти накинутые на плечи полотенца — символ того полотенца, которое исцелило царя Абгара.
— Кого? — подскочили мы.
— Абгара. Так царя звали.
— Пап, у нас фамилия Абгарян, может, мы потомки того царя?
— Я не думаю, — рассмеялся отец, — но если вам приятно считать себя принцессами — то пожалуйста. Мне не жалко.
— Ура! — запрыгали мы с Каринкой. — Вот оно что! Оказывается — мы принцессы!!!! Ура-ура!
Маня обиженно засопела. Было видно, что ей не очень приятно наблюдать нашу радость.
— Подумаешь, — фыркнула она, — принцессы. Я, может, тоже принцесса, но не кричу об этом на каждом углу.
— А как твоего предка звали? — полюбопытствовали мы.
— А вот так и звали!
— А как это вот так?
— А вот так! — Боевой чубчик развевался над Маней непотопляемым ирокезом. — Царь Шац. Понятно? Выкусили? Да, Дядьюр?
— Гхмптху, — отозвался папа.
— Гхмптху — это да или нет? — обступили мы его.
— Лучше Розу спросить, — нашелся папа. — Роза точно знает, кто из царей был твоим предком, Манюня.
— Пойдем Ба спрашивать, — предложили мы с Каринкой.
— Пойдем!
И мы побежали домой к Мане, узнавать о ее предках. По телефону звонить не стали — такие важные разговоры ведутся только тет-а-тет! Когда пробегали мимо «шестерки» с куклой, не удержались и подергали за ножки, чтобы узнать, как ее прикрепили к капоту. Кажется, ее действительно приклеили, потому что держалась она намертво.
— На обратном пути оторву, — бросила на бегу Каринка.
