сокола — аж подпрыгнет от восторга, в ладоши хлопает, а потом всем об этом рассказывает.
Однако дети дразнили Кэндзю дурачком и смеялись над ним. Поэтому ему приходилось делать вид, будто он и не смеется вовсе.
Бывало, налетит порыв ветра, листы на буке заискрятся, и уж так рад этому Кэндзю, так рад, так и хочется засмеяться, — однако нарочно откроет рот пошире и затаит дыхание, чтобы никто не видел, что он смеется. И долго-долго стоит, задрав голову, любуясь буком…
Иногда он, бывало, раскроет рот и нарочно почесывает щеку, — а сам в это время беззвучно смеется.
И, правда, издалека можно было подумать, что он и впрямь почесывается или зевает, но вблизи-то видно было, что он смеется, даже губы подрагивают. И дети все равно потешались над ним.
По просьбе мамы Кэндзю мог вычерпать пятьсот черпаков воды в день. Или целый день собирать траву в поле. Но ни мама, ни папа таких поручений ему не давали.
За домом Кэндзю было пока еще не распаханное поле размером со спортивную площадку.
Однажды, когда с гор еще не сошел снег, а на полях еще не проклюнулась молодая зелень, Кэндзю прибежал к родителям, трудившимся в поле, и сказал:
— Мамочка, купите мне семьсот саженцев криптомерии.
Мама Кэндзю перестала махать блестящей мотыгой, посмотрела на Кэндзю и спросила:
— А где же ты хочешь их посадить — семьсот саженцев?
— Да на поле за нашим домом.
На что старший брат Кэндзю сказал:
— Кэндзю, криптомерия там не будет расти. Ты бы лучше нам здесь, на рисовом поле помог!
Кэндзю огорченно опустил глаза в землю, не решаясь перечить.
Тогда его отец отер пот со лба, разогнулся и сказал:
— Купите, купите. Наш Кэндзю еще никогда ничего не просил. Так что надо купить.
И тогда мама тоже рассмеялась.
Кэндзю радостно помчался прямиком домой. Он достал из кладовки мотыгу и принялся корчевать траву за домом, чтобы вырыть там ямки для криптомерии.
Старший брат Кэндзю, увидев это, сказал:
— Ямки нужно рыть тогда, когда сажаешь дерево. Подожди до завтра — я куплю саженцы и принесу их тебе.
Кэндзю расстроился и отложил мотыгу.
На следующий день небо было ясным, белый снег искрился на горах, жаворонки летали высоко- высоко и там, в небесах выводили свои трели — «тиитику-тиитику». Кэндзю не смог сдержаться и радостно засмеялся, а потом принялся копать ямки для саженцев криптомерии, начиная с северной части поля, как посоветовал ему брат. Он старался копать ямки прямыми рядами и делать между ними одинаковое расстояние. Старший брат Кэндзю сажал в них маленькие деревца.
И тогда к ним подошел Хэйдзи, хозяин соседнего поля — к северу от поля Кэндзю. Хэйдзи курил трубку, руки засунул за пазуху и поднял плечи, словно от холода. Хэйдзи иногда работал в поле, но основная работа у него была такая отвратительная и всеми презираемая, что и говорить о ней не хочется. И вот, этот самый Хэйдзи обратился к Кэндзю.
— Эй, малый! Кэндзю! Что это ты удумал — сажать криптомерии на этом месте? Дурость какая! Смотри, чтобы никакой тени от них не было на моем поле. Я этого не потерплю!
Кэндзю покраснел, хотел что-то сказать, но замялся и промолчал.
— Доброе утречко, Хэйдзи-сан, — сказал тогда старший брат, сидевший на корочках, и поднялся на ноги.
Увидев его, Хэйдзи пробормотал себе что-то под нос и убрался подальше.
Не один Хэйдзи смеялся над Кэндзю, затеявшим вырастить на поле криптомерии. «Это место для криптомерии негоже, тут под землей твердая глина. Дурак он и есть дурак», — судачили все.
Собственно, так дело и обстояло. К пятому году только потянулись вверх зеленые побеги, верхушки деревьев распушились, но и на седьмой, и даже на восьмой год они были еще не выше шести сяку.[82]
Как-то раз утром один из соседей решил подшутить над Кэндзю.
— Эй, Кэндзю. Что же это ты у своей криптомерии ветки не подрезаешь?
— Что значит — подрезать ветки?
— Подрезать ветки — значит срубить все нижние.
— Ах, вот как, значит, надо подрезать ветки…
Кэндзю опрометью бросился за топором.
А затем одну за другой дочиста обрубил все нижние ветки на криптомериях. Деревья были всего еще в девять сяку высотой, поэтому ему пришлось ползать под ними на коленках.
К вечеру на деревьях осталось по три-четыре верхних веточки, все остальные Кэндзю срубил.
Срубленные ветви темно-зеленым ковром накрыли траву поддеревьями. В маленькой рощице стало совсем светло.
У Кэндзю стало нехорошо на душе, даже сердце защемило, когда он увидел, как опустела его роща.
Как раз в это время с поля вернулся старший брат, и, увидев, что натворил Кэндзю, не смог удержаться от смеха. Затем принялся успокаивать брата, потерянно смотревшего на деревья.
— Давай соберем ветки. Будет отличный хворост. Да и рощица какая стала красивая!
Кэндзю, наконец, успокоился, и они с братом пошли и собрали срубленные ветки.
Трава под деревьями была короткая и такая красивая, что как раз в таком месте и должны бы играть в «го»[83] святые отшельники.
На следующий день, когда Кэндзю перебирал в амбаре бобы, поеденные жучком, со стороны рощицы до него донеслись какие-то звуки: голоса, которые подражали трубящим сбор горнам, топот ног и взрывы смеха, — словно взлетали птичьи стаи. Кэндзю удивился и отправился посмотреть, что там происходит.
Каково же было его изумление, когда он увидел человек пятьдесят ребятишек, возвращавшихся из школы. Выстроившись в шеренгу, они маршировали между криптомериями.
И правда, каждый ряд деревьев был прямым, как настоящая аллея. Казалось, сами криптомерии выстроились в шеренги и маршируют в своей зеленой форме. Как же радовались дети! Они раскраснелись, что-то кричали и щебетали, вышагивая между деревьями. Они выкрикивали ими же придуманные названия рощи: «Токийская дорога», «Русская дорога» и даже «Заграничная дорога».
Кэндзю так обрадовался, что спрятался за криптомериями, открыл рот и стал беззвучно смеяться.
Дети стали приходить сюда каждый день.
Только в дождь не приходили.
Когда с белого жидкого неба капала вода, Кэндзю стоял в своей роще один, мокрый до нитки.
— Кэндзю-сан. Вы сегодня на посту? — спросил как-то, проходя мимо, сосед.
На криптомериях уже появились плоды темно-рыжего цвета. Свисая с великолепных зеленых ветвей, они роняли на землю капли прозрачного прохладного дождя — «кап-кап». Кэндзю беззвучно смеялся, широко открыв рот. Изо рта шел белый пар, а он все стоял и стоял под дождем.
Как-то раз утром спустился густой туман.
И тут Кэндзю столкнулся в зарослях мисканта с Хэйдзи.
Хэйдзи огляделся по сторонам, скривил противную волчью морду и закричал:
— Кэндзю, сруби свои деревья!
— Зачем?
— Они отбрасывают тень на мое поле!
Кэндзю молча опустил голову. Хэйдзи утверждал, что на его поле падает тень, однако тень от криптомерии была не длиннее пяти сяку. К тому же криптомерии защищали его поле от сильного южного ветра.
— Руби, руби. Ты что, не собираешься рубить?
— Не собираюсь, — твердо промолвил Кэндзю, подняв голову.
Его губы задрожали — вот-вот расплачется.