бросок длиною шагов в двадцать, видимо закончились и эльф начал сползать по стенке вниз. Чтобы Сивилл не думал на его счет, но наука мастера Фейта видно впиталась в него уже основательно, так что юноша не рассуждая подскочил, подхватывая оседающее тело под мышки.
— Интересно, все эльфы такие психи, или ты мое персональное наказание? — риторически вопросил Сивилл, возвращая эльфенка туда, где ему было место, то бишь в кровать, — Знал бы, чем дело обернется — точно бы тебя отпустил еще при первой встрече!
Диниэр не счел нужным ни ответить, ни оправдаться. Только тоски в его взгляде в сторону было столько, что к праведному гневу, невольно примешивалась знакомая жалость.
Тяжесть детского тельца на руках. Шепот из каких-то пустяков и глупостей. Пять шагов туда, пять обратно. И ужас, слепой нерассуждающий ужас, который кое-как удается затолкать подальше, снова и снова передавая вздрагивающей девочке ощущение покоя, уверенности, безопасности. Он попросту выжег из ее сознания концентрированный комок из воспоминаний, страха и отчаяния, доставшийся от эльфа, но осталась ее собственная память о чем-то жутком, что она увидела и узнала. Не всякий взрослый может справиться с таким потрясением, а что говорить о ребенке!
— Солнышко мое, ласточка моя… ты мое сокровище… ты моя радость… счастье мое… ненаглядная моя девочка…. звездочка моя маленькая, я с тобой… все хорошо…
Сколько раз он носил ее так совсем маленькой и постарше, когда Ингер умудрилась подцепить какую-то местную разновидность лихорадки в госпитале. Маленькие детки — маленькие бедки, а Ингер не такая уж и малышка. Можно было догадаться, что она попробует сама помочь эльфику. Дамон даже Сивиллу еще ничего серьезного не позволял, а воздействие на сознание в состоянии 'Тропы' не для дилетантов. И Ингер, попробовав повторить вслед за ним его действия, провалилась в чужой кошмар, из которого могла попросту не вернуться!
Сердце снова сжал короткий ледяной спазм, и руки сами собой крепче прижали к себе девочку.
К чему иметь дар предчувствия, если все равно в большинстве случаев ничего не можешь сделать! Он полагал, что тягостное предощущение беды относится к эльфенку, на котором вновь четко проступила печать скорой гибели, да и светлых со Стражами нужно было ждать чуть ли не со дня на день — не может быть, чтобы Рузанна просто забыла о нем… И проморгал настоящую угрозу! Хотя смерть Ингер не грозила… Только то, что может быть хуже смерти.
Дамон потерся щекой о мягкие кудряшки и ощутил, как девочка в ответ прижалась теснее: она уже почти успокоилась, но по-прежнему не собиралась отпускать отца от себя. С грустной улыбкой, Дамон осторожно устроил свое хрупкое беспокойное счастье в своей постели. Лежать было неудобно, потому что Ингер его так и не отпустила, но он лишь снял с нее свободной рукой домашние туфельки и выплел из волос ленту. Убаюканная девочка сопела ему в шею, в то время как он посылал в ее сны сказочных фей и русалок, дивные сады и луга, расцветающие волшебными цветами, прекрасных и мудрых драконов, зовущих ее в полет… стирая этими образами последние следы кошмара. В душе тяжело ворочалась бессловесная мольба ко всем возможным и невозможным Силам: пусть все действительно будет хорошо, пусть у его девочки будет долгая, а главное счастливая жизнь! Да, она не обходится без бед и горестей, но пусть у Ингер их будет как можно меньше!
Что значат все судьбы мира по сравнению с одной улыбкой его негаданного, неожиданного, самого чудесного сокровища…
Утро выдалось хмурым и пасмурным. Госпожа Симилла, у которой на лице было написано: 'я же предупреждала!', осталась посидеть с Ингер. Бледно зеленый от хронического недосыпания Сивилл, и эту ночь проведший в гамаке, благодаря чему в довершении ко всему еще и попал под дождь, был отправлен в больницу, предупредить о вынужденном отсутствии доктора Фейта. Сам Дамон занялся эльфенком, которого вмешательство Ингер все же сорвало с самоубийственного пути.
Судя по всему, ночь у него выдалась не менее, а может быть и более скверная, чем у всех остальных. Диниэр не смотрел на мужчину, спрятав взгляд в тени по-девичьи густых ресниц, но весь как-будто сжался при его появлении, низко опуская голову.
Вместо слов, Дамон положил на подушку свирель. Динэ вкинул на него пораженный непонимающий взгляд.
— Что это? — вырвалось у него.
— Это тебе. С той ночи… Она не опасна, но если хочешь — сломай. Если не умеешь играть, я могу тебя научить.
Диниэр повертел в изуродованных пальцах инструмент даже с некоторой опаской, по щеке скатилась первая слеза… Он не мог с точностью сказать, как долго он плакал, но оказывается, слез в нем накопилось больше, чем он мог представить. Они рвались наружу, оставляя после себя пустоту и острую болезненную легкость. В какой-то момент Динэ осознал, что он плачет, уткнувшись в колени темного, а тот утешающее гладит его по голове.
— Зачем вы возитесь со мной? — эльфенок выпрямился, утирая ладонью покрасневшие опухшие глаза, — Не верю, что только из-за того, что я могу что-то знать, или чтобы перетянуть меня на свою сторону! Почему вы меня спасаете? Я ведь ваш враг!
Диниэр отвел отрастающие волосы и повернулся, демонстрируя знак на шее.
— Я — посвященный. Противостоять вам мой долг…
— Глупый ты еще, — с беззлобной насмешкой над подобной серьезностью Дамон отвел его руку, — Ну какой ты мне враг! И знаю я что это за знак, даже имя вашего командора могу назвать — думаю, что не ошибусь… Если тебе так тяжело здесь, и ты хочешь уйти, я не буду тебя держать. Теперь ты все знаешь, я могу хоть завтра отвести тебя в больницу. И даже не прошу молчать — в этом уже нет необходимости.
Дамон испытующе наблюдал за эльфиком. Динэ вздрогнул и судорожно вздохнул, но слез уже не осталось.
— Я никому ничего не скажу.
Мужчина нахмурился от смысла, стоявшего за невинной фразой.
— Диниэр, — голос прозвучал резко, — ты и твои наставники путаете собственно душу, личность, с источником, из которого возможно черпать энергию, предрасположенность к определенному виду чар. Кто- то рождается художником, кто-то войном, а кто-то горшечником — и только! Если исходить из рассуждений твоих наставников, то Ингер должна проводить время, умучивая птичек, котят и щенков, пока не может добраться до кого-нибудь посильнее. Однако ты сам видишь, что она совершенно иная, невзирая на свои темные способности. Дело в том, что нас чаще караулит безумие, и в отличие от Светлых, от подобных мне не ждут чего-то хорошего… Черные изначально не связаны моралью либо обязательствами, поэтому очень легко поддаться дурной молве, искушению и забыться… Но то, какой ты есть, зависит только от тебя, а не от магии и чар! Я сожалею, что из-за этого заблуждения, ты скорее всего окажешься изгоем. Прости, все вышло не намеренно!
Диниэр подавленно молчал. Когда темный озвучил последствия случившейся с ним катастрофы, в нем словно что-то окончательно надломилось и умерло. Способность чувствовать что-либо — иссякла. Он лишь покорно кивнул в ответ на совет мага подумать, успокоиться, и дать излечиться хотя бы телу, — обещание покоя было слишком заманчиво.
Дамон оставил затихшего Диниэра в уверенности, что в ближайшее время эльфенок по крайней мере прекратит свои суицидальные попытки и перестанет ото всех шарахаться. Однако за дверью его поджидала еще одна морока.
— Как вы можете?! — выпалил Сивилл, даже не пытаясь скрыть, что подслушивал, — Из-за него…
— Сивилл! — уставший Дамон оборвал его может быть даже суровее, чем ему хотелось, — Учись быть терпимее!! С Ингер все будет в порядке, а Динэ сделал это не специально.
Действительно, врядли бы эльфенок так переживал, если бы речь шла о нем или о самом мастере Фейте, хотя муки совести явно пошли ему на пользу.
— Он не намного старше тебя, а в пересчете на их годы еще совсем ребенок. Он пережил такое, что и кровному врагу пожелать совестно. Он один. Ему страшно, больно, плохо… По большому счету, идти ему
