1
Маглеус... Вы наверняка никогда в жизни не слышали об этом небольшом испанском поселке, расположенном на самом берегу моря. Поселок этот провинциален и небогат, сказал бы чужестранец, считающий, что богатство измеряется золотыми слитками и толстыми пачками денег. Но ни один из жителей поселка не согласился бы с ним. Пусть в Маглеусе всего несколько десятков одноэтажных домов, крошечная школа при церкви и два продовольственных магазина, зато какая роскошная природа! Ее здесь чтят и не пытаются поработить, как делают во многих других местах.
Золотой песок на побережье омывается голубыми водами Средиземного моря. Недалеко от школы красуется оливковая рощица, в пяти милях от проселочной дороги виднеются апельсиновые сады и виноградники. На улицах пахнет цветами, и соленый ветер разносит теплый, ароматный воздух по всему Маглеусу. Он заглядывает в каждый дом, где не принято запирать двери на замок, колышет прозрачные занавески на настежь распахнутых окнах и, вдоволь нагулявшись, снова возвращается к морю.
Во время сиесты Маглеус становится сонным. Не видно детворы на улицах, поливающей друг друга водой из старых леек, закрываются школы и магазины. Горожане ждут, когда полуденная жара спадет и вокруг все снова оживет.
Уже к четырем часам вечера на улицах начинают раздаваться голоса, смех и ругань.
У жителей Маглеуса есть одна особенность — с раннего детства детей учат говорить то, что думаешь. Не дозволяется лицемерить, быть неискренними и фальшивыми. Запрещается унижаться и уважать людей, которые ставят себя выше окружающих. Детей учат быть гордыми и независимыми, если даже в кармане нет ни сантима и очень хочется кушать. Испанцы — свободный, ни в ком и ни в чем не нуждающийся народ, так изволь соответствовать нации!
Добро пожаловать в Маглеус!
— Пако, как ты можешь в свои последние годы жизни так не щадить время? — Старый Диего поставил трость у стены белокаменного дома и достал из кармана курительную трубку.
— Диего, тебе ли меня осуждать. Ты воевал на стороне Франко в тридцать девятом? Ты пытался сделать нашу жизнь лучше? — Дед Пако присел на скамейку у своего дома и тоже достал из кармана старых штанов курительный табак и трубку темно-вишневого цвета.
— Мне было в то время меньше десяти! — ответил ему собеседник.
Дед Пако прекрасно знал, что Диего Ристо младше его на восемь лет, и никогда не упускал возможности напомнить соседу о том, что тот в силу своего возраста не воевал за Франциско Франко во времена гражданской войны. Он обвинял Ристо в том, что тот не успел подрасти к той войне и вступить в ряды добровольцев.
- Вот-вот. А мне было семнадцать! Я вступил в ряды добровольцев, чтобы Франциско Франко, придя к власти, помог народу забыть, что такое голод и страдания! Мы выиграли войну... одержали победу...
Диего глухо покашлял в кулак и присел рядом с Пако.
Пако Карденья обожал спорить со всеми и с каждым, если даже дискуссия была бессмысленной и не требовала каких-либо доказательств. Ну что ж поделать? У старика осталось в жизни единственное удовольствие — спорить и обязательно выигрывать спор. Пускай даже Пако Карденья был абсолютно не прав, однако он отстаивал свою точку зрения до последнего, даже если приходилось прибегать ко лжи и придумывать невероятные факты, служившие ему аргументами. Поэтому собеседники деда Пако, а их можно было сосчитать по пальцам, старались не провоцировать старика на спор, уступали ему и кивали головами, когда Пако рассказывал неправдоподобные, вымышленные истории. Но как только старику становилось скучно, он с легкостью выводил собеседника на спор, а позже, наслаждаясь полной победой, торжествующим взглядом провожал обиженного соседа.
— После войны я стал рыбаком. Я был хорошим рыбаком, — продолжил Пако. — Заработал на дом, женился, родил достойного сына, воспитал трех замечательных внучек — Сильвию, Пенелопу и Изабеллу! Скажи мне, Диего, теперь, в старости, когда мне скоро стукнет восемьдесят, заслуживаю ли я трехчасовой сон во время сиесты?
Диего отвернулся и выпустил струю табачного дыма.
— Черт с тобой, старый пень! — сказал он и тяжело поднялся с лавочки. — С тобой бесполезно спорить! Все равно переведешь разговор на тему гражданской войны, в которой ты случайно выбрал сторону, по воле Бога одержавшую победу!
Пако фыркнул и постучал курительной трубкой по краю скамьи, чтобы выбить остатки табака.
— У меня есть чем гордиться. Я не тратил время впустую в молодости! А ты? Чего достиг ты, Диего?
Диего взял трость и неспешно поковылял прочь от дома Карденья.
— Чертов левак... — выругался шепотом Пако и взглянул на голубой горизонт, на фоне которого кружились чайки.
— Чем ты опять недоволен? — Из окошка высунулась женщина лет пятидесяти.
Дед Пако не ответил на вопрос невестки и, опять постучав курительной трубкой по скамье, молча посмотрел на проселочную дорогу, по которой удалялась фигура Диего.
— Тере, что на ужин? — спросил он хриплым голосом и почесал подбородок.
— Рыбный гуляш. Как ты любишь, — ответила невестка и скрылась в оконном проеме.
Дед Пако расплылся в довольной улыбке и, тяжело встав с лавочки, направился в дом.
В доме семьи Карденья было три комнаты, кухня и небольшая пристройка — крытая летняя терраса, служившая Сильвии Карденья спальней. Когда же она покинула семью, выйдя замуж за андоррца, комната автоматически перешла по старшинству — двадцатилетней Пенелопе. Младшая же дочь Изабелла сначала возмущалась, так как слушать медвежий храп деда Пако из соседней комнаты было невыносимо, но вскоре смирилась, когда Пенелопа пообещала отдать ей комнату после того, как сама выйдет замуж. И с того дня не только мать — Тереза Карденья — желала всем сердцем поскорее выдать замуж среднюю дочь, но и младшая Иза стала ее полностью в этом поддерживать.
Комната деда Пако днем превращалась в гостиную-столовую, и старик делал вид, что это его раздражает. Однако, с другой стороны, у него появлялись новые поводы для споров, которые он так любил, хотя в семье Карденья с дедом Пако редко кто соглашался вступать в спор, считая это бессмысленной тратой времени. И поэтому старику Пако приходилось допекать своими дискуссиями о гражданской войне, о времени и религии соседей.
Дед Пако заглянул в спальню Альберто и Терезы и усмехнулся, обнаружив, что сын еще не проснулся после сиесты.
Опять перепутает день с ночью, подумал Пако и громко покашлял в кулак для того, чтобы разбудить Вето.
Альберто Карденья действительно часто путал время суток. Порой, заснув во время сиесты, он просыпался лишь на следующий день, а потом возмущался:
- Изы все еще нет дома. Уже доходит десять!
Родственники смеялись и поясняли, что сейчас десять утра, а Изабелла в школе на занятиях.
Альберто хмурился и выходил во двор, дабы убедиться, что его не разыгрывают. Потом садился на лежанку и, разморившись под утренним солнцем, вновь засыпал.
— Что тебе надо в такую рань? — Вето взглянул на циферблат часов, стрелки которых показывали четыре тридцать.
Дед Пако глухо посмеялся, повертел пальцем у виска и вышел из комнаты, тяжело передвигаясь с помощью трости.
Альберто еще раз взглянул на часы, висевшие напротив двери, посмотрел в окно, за которым раздавался звонкий смех детворы, и почесал брюшко, обтянутое пропотевшей майкой.
