Оливия даже ахнула и вернулась в реальность. В галерее играла быстрая ритмичная музыка, вокруг все прыгали и дрыгались в непонятных движениях, кто-то на лестнице так громко смеялся, что Оливия даже обернулась. Взглянув на Томаса, она увидела, что его кто-то остановил.
Кажется, это Джо-Джи, издатель, вспомнила Оливия. Но откуда он знает Томаса?
— Эй, Томми! — окликнул его Джо-Джи, пятидесятилетний мужичок маленького роста с курчавой копной черных волос. — Я хочу тебя поздравить, мой мальчик! Потрясающий старт!
Джо-Джи схватил Томаса за руку и так сильно сжал его ладонь, что в голове начинающего писателя вспыхнул вопрос: а сможет ли он теперь держать в руке карандаш?
Распахнув шире глаза и от удивления, и от боли в фалангах пальцев, Томас старался улыбаться и выглядеть приветливым. Но пока Джо-Джи сжимал руку, Томас больше ни о чем не мог думать. Рукопожатие его отвлекало.
— Ты молодец, слышишь?!
Джо-Джи наконец-то выпустил его ладонь, и Томас быстро убрал руки за спину, чтобы тому опять не захотелось пожать руку автора книги «Лики прошлого».
— Но критика... Арнольд Каас раскритиковал меня... Вы видели эфир? — Томас не мог понять, шутит ли Джо-Джи насчет успеха или же говорит серьезно. Томасу определенно захотелось второго.
— Критика иногда и полезна. Люди, которые прочитали твою книгу и не согласны с критикой, будут звонить во все колокола, что книга прекрасна, а критик идиот, ни черта не смыслящий в искусстве. Сечешь?
— Эфир был только час назад. Откуда мне известна реакция зрителей?
— А зачем они тебе? В этом зале полно тех, кто действительно увидел в твоей книге что-то большее, чем просто буквы. — Джо-Джи повернул Томаса лицом к залу и провел по воздуху рукой. — Они, Томми, только они все решают. И они решили твою судьбу. — Джо-Джи улыбнулся, похлопал Томаса по плечу и куда-то испарился.
Томас все еще смотрел на зал, где танцуют, сидят на диванах, стоят у бара люди, которых он ненавидел десять минут назад. Теперь он испытывал к ним благодарность. И это чувство очень смущало его. Он не хотел становиться ими же. Но судьба сама помогала ему.
Перед глазами сразу же нарисовалась картина. Вот у него шикарный автомобиль с откидным верхом. Кабриолет или, например, длинный и блестящий, как майский жук, лимузин. Или нет, какой-нибудь роскошный джип.
И вот он едет на нем. Вокруг пальмы. Дорога ровная и прямая. Рядом с ним смеются длинноногие красавицы. Они все время обнимают его, целуют, берут в руки большие стопки денег и расшвыривают их по дороге. Потом обливаются шампанским, смеются, снова лезут обниматься к Томасу.
Но он понимает, что ему неприятны эти длинные накладные ресницы, крашеные волосы, бугорки силикона, вместо того чем одаривает женщину природа, надувные губы, искусственные зубы... Этот список слишком длинный.
Он чувствует тоску, чувствует, что это все ненастоящее. Что он сам всего лишь игрушка в чьих-то руках.
Ему становится страшно. Что же будет дальше? В чем он найдет избавление от скуки? В наркотиках, в оргиях, в самоубийстве?
Перед ним возникает образ Оливии. Лучистые глаза, милая улыбка, русые волосы. Она идет к нему навстречу. Идет босиком по белому песчаному пляжу. Подол легкого платья развевает свежий бриз. Она никуда не торопится. В ее глазах можно прочитать — вечность. А вечно все, что настоящее, неподдельное.
И Томаса влечет ее красота. Он хочет идти за Оливией. И он идет. Послушно, словно ягненок за пастухом. И ему хорошо от этого, он счастлив, по-настоящему счастлив. И в сердце поселяется радость.
Но вдруг перед его глазами появился какой-то парень в кожаной куртке, потом смеющаяся нетрезвая девушка в красной шапке Санты, чуть позже четверо мужчин с сигарами и шампанским...
— Томас, вы задумались? — Перед ним стояла Оливия. — Что вы тут делаете?
— Я приглашен... — Он все еще находился в растерянности.
— Я рада вас снова видеть. Но почему вы ушли? Я вас потеряла.
Томас посмотрел на Оливию. Почему-то у него сразу же пропала обида на нее. Ведь он сначала посчитал ее предательницей. Она его предала невольно. Она не знала, что он и есть Дик Шин. И что книга «Лики прошлого» вышла из-под его пера.
— Мне нужно было идти, — смягчился он.
— Ну ничего! — Оливия посмеялась и коснулась рукой его плеча. — Я так рада, что вы здесь. Вы с кем-то пришли? Я видела вас в компании Джо-Джи. Давно вы знакомы?
— Полгода, — ответил он.
— Чем же вы занимаетесь, если не секрет?
Томасу не хотелось говорить ей, что он писатель. Ведь Оливии не понравилась его книга.
Но тут музыка кончилась, и на невысокий подиум поднялся сам Джо-Джи. Он уверенно взял микрофон и медленно, неторопливо, что было в его стиле, заговорил:
— Хочу поздравить всех присутствующих с тем, что над нами загорелась еще одна звезда. Не рождественская, нет. Черт с ним, с Рождеством. — Джо-Джи глухо посмеялся. — Томас, иди сюда, мой мальчик.
Оливия проводила удивленным взглядом нового знакомого. Она не могла понять, что же такого сделал Томас. Почему его вызывают на сцену?
— Представляю вам Дика Шина — новую звезду литературы! Он заглянул на несколько десятилетий вперед! Он гений! — Джо-Джи не останавливался, а Томас смотрел на него, как приговоренный к смертной казни, и чувствовал, что его лицо бледнеет с каждой секундой.
От слов Джо-Джи Томас не почувствовал удовлетворения. Ему, наоборот, казалось, что в его тихую и спокойную жизнь сейчас ворвется ураган, который все, что было дорого, разрушит и принесет что-то новое, неизведанное, возможно опасное. Томас не задумывался об этом раньше. Он понял это только сейчас. Его жизнь круто переменится. А ему страшны все перемены.
Он уже не помнил, как спустился с подиума, как остановился. Он не помнил вопросов, которые обрушились на него сразу как горный водопад.
Он что-то отвечал, как-то шутил. Но это были не его слова. Это был другой Томас Джус. Это был Дик Шин. Самовлюбленный, скандальный, самоуверенный тип, которому очень комфортно в этом обществе. Он здесь счастлив.
Только через полчаса Томас Джус очнулся от своей новой роли. И тогда он начал искать глазами Оливию, единственную в этой галерее, которая способна понять его и услышать.
Он заметил ее у барной стойки. Оливия сидела в четверть оборота от веселившейся толпы и пила красное вино.
Томас направился к ней. Теперь он не замечал никого вокруг. Ему стали безразличны все, кто находился на этой вечеринке. Да хоть сам дьявол появился бы у него на пути, Томас бы прошел мимо.
— Поздравляю, — без энтузиазма сказала Оливия, даже не поворачиваясь к Томасу. Она чувствовала его. Она знала, что это он, а не кто-то другой.
— Спасибо. Теперь тебе не надо объяснять, почему я ушел из студии? — спросил он, присаживаясь на высокий стул рядом с ней.
— Я могу сказать тебе и сейчас, что книга твоя омерзительна. Это мое личное мнение. — Оливия повернулась к нему и посмотрела в его глаза. — Думаешь, я сейчас скажу, что была не права? Я никогда не отказываюсь от своих слов и никогда не притворяюсь! Я раскритиковала твою книгу. И получила за это по губам. Видишь ли, находящиеся здесь люди умело манипулируют другими. А мы с тобой всего лишь игрушки в руках мастеров. Сейчас тебя начнут доить, как корову на ферме. Из тебя выжмут все соки, а когда наиграются, ты останешься в стороне. О тебе забудут, как и о твоей книге. Потому что она...
— Ты завидуешь? Твой дебют на телевидении с треском провалился... — Томас взял бокал Оливии и сделал пару глотков. Поставив его на место, он продолжил: — Но спасибо тебе за то, что взяла именно мою книгу. Разнесла ее в пух и прах. Спасибо! Оливия, спасибо! — выкрикнул он. — Я просто счастлив, что Рождество расставило все по своим местам. Что ты умеешь? Критиковать? И все? Плохо написана книга! Она
