– Двадцать сантиметров ты называешь прической? Вот когда мы с тобой познакомились, тогда была прическа! С тебя тогда можно было писать картины: матовая кожа, вздернутый носик, глаза цвета ночи и длинные шикарные волосы, плавно спадающие на плечи… А сейчас? – Мэт открыл окно и достал сигареты.
– Мэт, мне необходимо менять имидж. Говорят, творческим людям это обязательно нужно делать, дабы вдохновение нас не покидало! – сказала я и улыбнулась своему отражению в зеркале.
С такой прической я выглядела, а главное чувствовала себя маленькой и озорной девчушкой. И это делало меня счастливой.
– Слушай, Мэт, я соскучилась по китайской кухне!
– Ну да. Ты ловко умеешь менять тему разговора, – с иронией произнес Мэт.
Вечер плавно опускался на город, а мы шли и держались за руки. Я запивала прохладной водой из бутылочки острый привкус китайской кухни. Мэт смешил меня, рассказывая о поездке в Чикаго, а я искала новый сюжет для своих картин. Как вдруг женский голос прервал нашу беседу.
– Мэтью? Мэт! – Мы обернулись и увидели девушку в джинсовом костюме. – Мэт! Почему ты мне не позвонил?
Я поняла, что это очередная поклонница моего лучшего друга.
– Фиона… – Мэт выдавил улыбку. – Прости, замотался на работе!
Девушка по имени Фиона облила меня с головы до ног презрительным взглядом. Мне ничего не оставалось, как сделать то же самое.
– Фиона, это моя девушка Лиззи. – Он посмотрел на меня и обнял за плечи.
Девушка побагровела, фыркнула и пошла в другую сторону.
– Не звони мне больше! – крикнула она.
Мэт помахал ей рукой, и мы зашли в цветущий сквер.
Не раз он мне рассказывал о своих похождениях. Жаловался на женскую бестактность, надоедливость и глупость.
У Мэта было много женщин, но ни с одной он не встречался больше двух недель. «Надоела!» – говорил Мэт и смотрел, как я рисую. Я не видела его влюбленным за все три года, которые провела в Нью-Йорке. За это время и у меня было множество поклонников, но так же, как и Мэту с его девицами, мне было с ними скучно.
– Опять воспользовался? – спросила я, присаживаясь на лавочку.
– Она сама этого хотела! Я же мужчина, не мог ей отказать! – Мэт усмехнулся.
– Нет, Мэт, мной! – Я открыла крышечку бутылки и глотнула прохладной воды.
– Да брось. Сколько раз я тебя выручал! Мы же друзья! – Мэт рассмеялся.
Действительно, Мэт меня выручал. Однажды за мной ухаживал один художник. Он был диким ревнивцем. Мне надоел тщательный контроль и просмотр моей телефонной книжки, пока я в душе, а иногда дело доходило и до прямой слежки. Я сказала ему, что все кончено. Решив, что наши отношения в прошлом, я крупно ошиблась. Этот неугомонный человек не поверил, решил, что я пошутила! Вот тогда и пришла пора Мэта вступиться за лучшего друга. На одной вечеринке мы строили из себя влюбленных, обнимались, щебетали на ушко друг другу комплименты, Мэт нежно целовал меня в щеку. Ненормальный художник погоревал и навсегда исчез из моей жизни. Кстати, потом в газетах вышли наши с Мэтом снимки. Самый удачный стоит у меня на тумбочке в рамке.
– Знаешь, когда-нибудь твои девицы соберутся вместе и побьют меня в темном закоулке! – съязвила я.
– Ха! Придумала. Когда же они это смогут сделать? Мы всегда вместе и почти не расстаемся! – Мэт присел со мной рядом и укрыл курткой мои плечи.
Мы сидели молча, и каждый думал о своем: о проблемах, которые не дают жить спокойно, о прошлом, которое иногда хочется изменить, о будущем, в которое лучше не заглядывать. Наверно, это самый большой плюс в наших с Мэтом отношениях – сидеть рядом и не мешать друг другу думать и мечтать.
– Знаешь, – произнес вдруг Мэт после долгого молчания, – брак, построенный на уважении и дружбе, почти не разрушим.
Я посмотрела на него. Похоже, он говорил серьезно.
– Давай поженимся? – спросил он и заглянул в мои удивленные глаза.
– Мэт, ты шутишь? – Я рассмеялась.
– Ну да! Каждая девушка желает выйти замуж по любви! И кто только такому учит? Любовь проходит через пару лет. Остается привычка. Потом привычка перерастает в крепкую дружбу. А дружба в уважение. У нас с тобой уже есть конечный результат! Или ты веришь в любовь на всю жизнь? – Мэт косо на меня взглянул.
– Конечно нет. Но я хочу пройти все этапы, а не начинать с конца… – Я встала с лавочки и начала ходить взад и вперед, подробно объясняя Мэту, что я хочу получить от брака.
– Ладно, не переживай. Хотел проверить твою реакцию. – Мэт расплылся в улыбке.
– Больше так не шути! – Я с облегчением выдохнула.
Возможно, Мэт и пошутил. Но в океане шутки всегда есть капля правды.
С этого дня я начала вдумываться в каждое произнесенное Мэтом слово, внимательно наблюдать за каждым его жестом и очень осторожно позволяла ему обнимать себя и целовать в щеку.
– Лиззи! Я сегодня пораньше! – Мэт захлопнул дверь и сел ко мне на кровать. – Я принес завтрак.
Он поставил пакет на тумбочку и взглянул в зеркало.
– Мне идет цвет этой рубашки? – спросил Мэт, поправляя рукава и ворот.
– Да-а… Я тоже люблю серый цвет! – Я сладко потянулась. – Он подходит к твоим глазам!
Мэт подмигнул мне, встал и прошел на кухню.
– Сколько времени? – спросила я, потянувшись и зевнув.
– Половина десятого. Давай в душ! А я накрою на стол.
Я соскочила с кровати и побежала прямиком в ванную.
Когда пластиковые тарелочки опустели и мы с Мэтом допивали кофе на моей маленькой кухне, зазвонил телефон.
Это был администратор галереи, в которой я выставляла свои картины.
– Элизабет, это Денис Уолтер. У нас хорошие новости. Привозят подлинник из Национальной галереи Лондона. «Подсолнухи» Ван Гога. Запишите время…
– Секундочку… – перебила я его. – Мэт, дай ручку!
4
Через пару дней мы с Мэтом присутствовали на знаменательном событии. Я, конечно, не раз видела копии этой картины, но желание взглянуть на полотно, к которому прикасалась кисть гениального художника, с каждой минутой возрастало.
В зале собрались критики, молодые и уже успешные художники, искусствоведы и историки. Официанты разносили канапе и бокалы с шампанским. На центральной стене в самом большом зале висела знаменитая картина.
– Знаешь, а Ван Гога так и не признали при жизни. Он продал только одну картину… за четыреста франков… незадолго до смерти. – Я взяла бокал с шампанским у официанта.
– А сейчас они стоят целое состояние! – Мэт всматривался в полотно. – Говорят, что желтый – любимый цвет сумасшедших! – заметил он.
– Ван Гог им и являлся, – ответила я. – Хотя сам он сравнивал желтые тона с солнечным теплом, колосьями пшеницы… Для него желтый цвет означал жизнь.
– Хорошие познания! – Мэт улыбнулся мне.
Он направился к бару, а я осталась внимательно изучать технику Ван Гога.
– О, Элизабет! – Ко мне подошел Ник Ричмонд.
Он как всегда вытирал пот белым платком и тяжело дышал.
– Любуетесь шедевром? – спросил Ник.
– Скорее, восхищаюсь, – ответила я и убрала непослушную прядь волос.
Больше всего на свете я не любила, когда Ник начинал наглым образом осматривать меня. Этим он
