Однако августейший неоднократно изволил выражать свое восхищение таким поступком.
– То, что сделал этот знаток древних обычаев,- говорил он,- достойно уважения.
Не ждите, пока придет старость, чтобы встать на путь праведный. Многие из тех, кто покоится в старых могилах,- молодые люди.
Впервые осознаешь свои ошибки лишь тогда, когда, пораженный внезапным недугом, ты готов уже оставить этот мир. А ошибаться – это не что иное, как медлить в делах, кои должно вершить быстро, и слишком торопиться с теми, кои должно делать не спеша. За это мы и досадуем на свое прошлое. Но какая же польза раскаиваться в эти последние минуты? Поэтому мы ни на секунду не должны забывать о том, что над нами тяготеет быстротечность времени, помнить о необходимости освободиться от суетности бренного мира и всем сердцем отдаться служению учению Будды!
В старину к одному мудрецу, сказано в «Десяти усло-виях» из храма Лес Созерцания, приходили за советом люди. И когда речь заходила о каких-либо важных для них или для него делах, мудрец говорил в ответ: «Сейчас у меня очень срочное дело. Я занят с утра до вечера» – и, заткнув уши, продолжал молиться. В конце концов он возродился в раю.
Мудрец по имени Синкай, очень много размышляя о бренности нашего мира, отказывался даже сидеть в удобной позе,- он сидел всегда только на корточках.
XLVI
В годы Отё прошел слух, что одна женщина обернулась дьяволом и прибыла из провинции Исэ в столицу. И тогда дней примерно двадцать подряд люди из Киото и Сирака-ва каждый день стали собираться «посмотреть дьявола». Встречаясь, они говорили друг другу:
– Вчера он отправился к храму Сайондзи ш!
– Сегодня, видимо, он пошел ко дворцу императора!
Вы не видали его?
– Вот только что был там-то и там-то!
Никто не утверждал наверняка, что видел его, но никто и не говорил, что слухи эти – пустая болтовня. У всех – от знати до черни – только и разговоров было что о дьяволе.
Как раз в это время иду я однажды от Хигасияма в сторону Агуии вижу: от Четвертого проспекта бегут жи-тели окрестностей императорского дворца и в один голос кричат:
– На углу Первого проспекта и Муромати – дьявол!
Гляжу: вокруг галереи императорского дворца стоит такая
толпа, что протиснуться сквозь нее и думать нечего. Решив про себя, что вряд ли эта шумиха возникла на пустом месте, я тут же послал узнать, в чем дело, но оказалось, что дьявола-то ни один человек и не видел.
Суматоха эта продолжалась до темноты. В конце концов завязалась потасовка, были всякие неприятности. После этого два или три дня все страдали недомоганием. Некоторые утверждали, что предзнаменованием недомогания и послужили пересуды о дьяволе.
Решив провести воду из реки Оигава в пруд дворца Камэяма, его величество вызвал из Ои местных жителей и повелел им соорудить водяное колесо. Крестьянам хорошо заплатили, они работали несколько дней, но когда колесо навесили, оказалось, что вращается оно с трудом, и, несмотря на то что потом его усердно чинили, оно под конец перестало поворачиваться и остановилось совсем.
Тогда позвали жителей селения Удзи, и они без труда сделали ту же работу и доложили об этом. Колесо вращалось легко и прекрасно черпало воду.
И так везде: человек, который знает свое дело,- превосходен!
Один монах преклонных лет из храма Ниннадзи ни разу не был на поклонении в святилище Ивасимидзу, и это доставляло ему много огорчений. Однажды, наконец решившись, он в полном одиночестве отправился на поклонение. Помолившись у храма Крайней Радостии святилища Кора, расположенных у подножия горы Отокояма, на подступах к Ивасимидзу, монах решил, что достиг своей цели, и вернулся восвояси.
Теперь, встречаясь со знакомыми, он говорил:
– Наконец-то я исполнил то, о чем мечтал долгие годы! Да, святилище Ивасимидзу почитается гораздо больше, чем я слышал. Только вот зачем это каждый, кто приходит туда, поднимается на гору? Мне хоть и интересно было посмотреть, но я подумал, что истинная моя цель – паломничество к богам, и не полез смотреть на вершину.
В любом, даже малом, деле хорошо, когда есть наставник.
XLIX
А вот еще о монахе из храма Ниннадзи. Во время всеобщего веселья по случаю пострижения одного отрока этот монах опьянел и так разошелся, что схватил стоявший рядом котел-треножник и с силой нахлобучил его себе на голову – расплющил нос, сдавил лицо, а когда в таком виде пустился в пляс, удовольствию присутствующих не было границ.
Вскоре после того как музыка прекратилась, монах захотел снять котел, но не тут-то было. Пьяная братия вмиг отрезвела и стала гадать: как бедняге помочь? Стаскивали треножник и так и этак, но лишь изранили всю шею – закапала кровь, а шея стала пухнуть и заполнять горловину котла, так что монаху стало уже трудно дышать. И тогда решили котел разбить. Однако сделать это было не так-то просто: котел не поддавался, а лишь нестерпимо звенел.
Ничего другого не оставалось: треножник поплотнее обмотали плащом, сунули в руки монаху посох и повели бедолагу к лекарю, что жил в столице. Изумлению прохожих не было предела!
Ну и вид, должно быть, был у хозяина и пациента, когда бонзы ввели его к лекарю в дом! Начинает монах говорить, голос звучит глухо, ничего не разобрать.
– О подобных недугах мне не доводилось ни в книгах читать, – сказал на это лекарь, – ни получать устных наставлений.
И монаху пришлось ни с чем вернуться в храм Ниннадзи.
У его изголовья столпились друзья, пришла старуха мать, все горевали и плакали, но бедняга даже не слышал их. Между тем кто-то возьми да скажи:
– Пусть мы сорвем ему уши и нос, но ведь жизнь-то
спасем! Давайте только дернем посильнее!
С этими словами в горловину котла натолкали мякины, чтобы шея не соприкасалась с металлом, и дернули так, что чуть голову не оторвали. Правда, ушей и носа беднягу лишили, однако котел с головы сняли.
Жизнь монаха висела на волоске, и он долго еще болел.
Жил когда-то в Омуро очень миловидный мальчик-при-служник. Несколько местных монахов задумали как-то пригласить его поразвлечься. Позвали монахов-музыкантов, заботливо приготовили изящные коробочки-вариго ш, со вкусом уложили туда закуску, закопали все это в укромном уголке на холмах Нараби-но-ока вз, а сверху засыпали кленовыми листьями, чтобы нельзя было ничего заметить. Придя затем в храм, они позвали мальчика и, довольные собой, отправились вместе с ним бродить, пока, вконец утомленные, не оказались на облюбованной заранее замшелой полянке.
– О, как мы утомились! – запричитали они.- Ах, нет ли кого здесь «осенние листья разжечь»! О монахи- чудодеи! Постараемся же вознести молитву! – И, обратившись лицами к дереву, под которым были схоронены припасы, принялись перебирать руками четки, с преувеличенным усердием сплетать пальцы, усиленно хлопотать. Потом разгребли листья и… ничего не обнаружили.
