Утром в понедельник, через три дня после похорон Чарльза Делакорта, я начала наконец спасать свою семью. Первым делом накинулась на роскошные низкокалорийные деликатесы, которыми Бен в избытке снабжал меня. Если потолстею на полкило – ну, значит, так тому и быть. На тернистом пути к званию идеальной жены, я забыла, что для поддержания формы мне нужна помощь Бена, да, честно говоря, уже и не ждала ее. В те далекие дни, когда нас связывала лишь нежная дружба, мы были более женатыми, чем сейчас.
О, если бы… если бы нам представилась еще одна попытка!
Покончив с едой, я приняла второе, не менее судьбоносное решение: в девять тридцать – плюс-минус час – позвоню Анне Делакорт.
Мы с Мамулей были одни в кухне, но я осознала ее присутствие, только когда она заговорила:
– Если я тебя чем-то огорчила, Жизель, скажи прямо. Не бойся меня обидеть, я крепче, чем кажусь. – Магдалина обеими руками с трудом приподняла молочник. – Я черпаю силу в служении близким.
Охотно верю. Кухня просто преобразилась. Над окном болтались раскрашенные яичные скорлупки, из которых выглядывала какая-то лилипутская поросль, на полу радовал глаз огромный лоскутный ковер, а на спинке кресла-качалки красовалась вязанная крючком салфеточка. Новая армия статуэток выстроилась на шкафу. Но больше всего изменилась сама Мамуля – ее серенькое воробьиное личико так и светилось. Они с Папулей все еще не разговаривали, и Магдалина всякий раз крестилась, стоило ему войти в комнату, но делала это теперь как-то иначе. Неужели безвременная кончина Чарльза навела Мамулю на мысль, что все в этом мире преходяще, в том числе и внебрачные загулы?
– Вы ничем меня не огорчили, Магдалина. Я просто задумалась.
Добрая невестка обняла бы свекровь, но мои никчемные руки плетьми висели вдоль тела. Еще несколько минут – и придется пройти нескончаемо долгий путь к телефону.
– Что ж, поверю на слово, я не из тех, кто лезет в чужую душу. – Мамуля открыла дверь, впуская Пусю, и нахмурилась. – Гм! Идет миссис Мэллой.
– Доброе утречко! – Рокси шуганула Пусю сумкой с пожитками. – Отпадная малявка: просится в дом, когда ей неймется по нужде!
Магдалина и Пуся разом ощетинились. Я поспешно спросила Рокси, что за письма в у нее в руках.
– Не волнуйтесь, миссис X., всего лишь окаянные счета! – Она шлепнула конверты на стол и покосилась на Магдалину. – Не каждый день нам получать письма из Франции, правда, мамаша мистера X.?
Свекровь ни словом не обмолвилась об иностранной корреспонденции. Она гладила Пусю, поджав губы и стараясь не встречаться со мной взглядом. Плюхнув сумку рядом с письмами, Рокси одарила меня широкой улыбкой:
– Как поживают мистер X. и его ресторан?
– Бен сейчас в «Абигайль». Он собирается открыть ресторан завтра к обеду.
Я просмотрела письма и сунула их на полку. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы Мамуля с Рокси заметили, как я боюсь, что Бену не дадут шанса обелить имя «Абигайль»… запачканное мною.
Миссис Мэллой откупорила свою заветную фляжечку.
– Думаю, все будет тип-топ. На свете полно рисковых ребят.
Интересно, это она по собственному опыту знает? Неужели под разноцветными космами и макияжем роковой женщины скрывается неизвестная мне Рокси?
– Мистер Флэттс вернулся к работе, а? Уже не пытается расковырять ранку от дротика, чтобы подать в суд на Сида Фаулера?
Я хотела сказать, что Бен взял Фредди обратно на работу, но свекровь меня опередила:
– Миссис Мэллой, это, конечно, не мой дом… Рокси многозначительно оглядела кухню.
– Да?
– …и я не хочу никого критиковать, но в последний раз, когда вы убирались, то оставили целых три отпечатка пальцев на левой стороне плиты.
– О-о-о-о! – Рокси набрала побольше воздуху, отчего ее грудь увеличилась втрое. – Нижайше прошу прощения у вашего величества, но в последнее время мне было не до этих пустяков. Целыми днями приходится носиться по дому и менять воду в птичьих кормушках, которыми вы утыкали все углы. А в доме даже завалящего попугайчика нет!
Магдалина перекрестилась.
– И еще кое-что! – Рокси смачно облизала губы. – Разве я не твердила до посинения, что не вытираю пыль с идолов?!
Чума на мою кухню! Я пулей вылетела в холл, теперь мне ничего не оставалось, как позвонить Анне. Сдернув телефон с подставки, я утащила добычу в гостиную. Закрыв дверь, водрузила аппарат на кресло, придвинула другое кресло к двери и пробежалась по комнате нервным галопом. Сейчас или никогда! Дрожащими руками я сняла трубку, положила на место, снова сняла и набрала номер. Анна ответила после второго гудка:
– Элли! Как я рада слышать ваш голос!
– А я – ваш! – До чего ж спокойно звучит мой голос! Хладнокровное чудовище! – Как вы себя чувствуете?
– Не жалуюсь. Вам пришлось потяжелее, чем мне. Вот уж воистину, если подозрения цветочных сыщиц справедливы.
– Анна, вы героическая женщина! – Голос мой дрогнул. – Мне стыдно за себя. Вы мужественно строите свою жизнь, в то время как я продолжаю ломать свою…
Увы, это была сущая правда.
– Элли, – участливо произнесла Анна, – вам надо выговориться. Приезжайте ко мне.
– Сейчас?
– К чему тянуть?
А мне еще надо вымыть голову, отрастить элегантные ногти и…
От услуг автобуса я отказалась – всегда оставалась надежда, что наш драндулет развалится и погребет меня под своими останками. Но эта чертова машина сегодня, как назло, решила устроить день примерного поведения.
Анна встретила меня у входа в магазин, повесила на дверь табличку «Закрыто» и провела за желтые бархатные гардины, через склад на второй этаж, в квартиру. Когда я впервые сюда попала, меня заворожила коллекция Анны: музыкальные шкатулки, часы, хрусталь, яшма, солонки, чернильницы заполонили гостиную. Теперь комната отдавала нарциссизмом: повсюду, куда ни плюнь, фотографии Анны, большей частью детские, в компании со знаменитостями былых времен. Дурные предчувствия усилились, когда я заметила на воротнике белой креповой блузки новое украшение – брошку с черными птицами. Анна закрыла дверь. От ее приветливой улыбки у меня мурашки поползли по спине.
– Шерри не хотите? – Анна подошла к столику, где на вышитой скатерке теснились бутылочки с изысканными этикетками.
– Нет, спасибо. – Я потрогала серебряную рамочку фотографии, где маленькая Анна с обожанием взирала на знаменитую Сильванию. – Я… стараюсь избегать алкоголя, он действует на меня угнетающе.
Хватит ходить вокруг да около, Элли, приказала я себе, не подбирай слова! Делай свое дело и убирайся подобру-поздорову.
– Понимаю. – Анна поправила черную юбку с бордовым отливом и грациозно опустилась на подлокотник дивана.
– Вот именно что не понимаете! – Я подошла к окну и закрыла лицо руками. – Вы слишком порядочная, слишком хорошая, чтобы представить себе, что творится у меня в мыслях. Во мне бушует такая ярость! Все мужчины такие скоты! – Неужели великая Сильвания косится на меня с фотографии с ехидной усмешкой?
– Позвольте, я скажу, в чем причина ваших огорчений? Вы чувствуете себя виноватой, потому что не жалеете меня, а… завидуете.
От неожиданности я вскинула голову, едва не сломав шею. Слава богу, что длинные волосы закрывают мое лицо!
– Анна, я не понимаю, о чем вы говорите…
