Приступ последовал за трёхдневным отсутствием вдохновения у великого литератора, в чём он, разумеется, обвинил меня. Я, видите ли, напеваю, расхаживая по дому. Ладно, пусть у меня не оперное сопрано, но совсем не обязательно сравнивать мои вокальные данные с положенным на музыку коклюшем.
– В отличие от тебя, Сьюзен считает меня совершенством, – холодно сообщил мне Бен, прежде чем повернуться на каблуках и гордо удалиться.
Я, честно говоря, не рассчитывала, что он услышит мой последний выпад:
– Это потому, что она не живёт с тобой под одной крышей!
Бен обернулся.
– Ты так считаешь?
Он криво улыбнулся, раздражённо дёрнул бровью и ушёл.
Лопата Доркас сиротливо стояла, прислонённая к ограде. Саму Доркас я нашла в прачечной, где она счищала с рук прилипшую землю и напевала, чудовищно фальшивя (даже я не могла конкурировать с ней по этой части): «Вперёд, о воинство Христово».
Я кинула ей полотенце.
– У тебя сегодня довольный вид.
– Ещё бы! Хорошо, что ты вернулась, – рукой в мыльной пене Доркас ухватила меня за запястье. – Случилось нечто примечательное! Трудилась я себе в огороде. Солнце жарило нещадно, даже верблюжий горб на таком пекле пошёл бы волдырями. Подбадривала себя пением, поскольку ничто не поддерживает лучше торжественного гимна…
– Ты нашла клад! – прошептала я едва слышно.
– Не совсем, но… – Доркас разжала свободную руку.
На её ладони лежал овальный медальон на тонкой золотой цепочке. Медальон был чёрный от грязи, но, судя по обильной мыльной пене, Доркас всерьёз вознамерилась его отчистить.
– Милая вещица, – я произнесла это без особого восторга, поскольку перед моими глазами всё ещё маячил массивный деревянный сундук, доверху набитый драгоценностями, перед которыми поблекли бы сокровища царя Соломона. А это дешёвое украшение могло бы принадлежать и мне самой, и тётушке Сибил… хотя нет, старушка предпочитала броши размером с дверные ручки.
Я подняла взгляд на Доркас, и сердце моё внезапно зашлось в буйной пляске.
Она кивнула.
– Ты права! Эта вещь принадлежала Абигайль Грантэм. Смотри! – подковырнув медальон грязным ногтём, Доркас вскрыла его, словно раковину, в которой прячется несчастный моллюск.
Я ожидала увидеть внутри миниатюрную фотографию или локон каштановых волос, но медальон был пуст. Мне не хотелось выглядеть расстроенной, но…
– Смотри же! – Доркас пальцем ткнула в изящную гравировку.
Подарок Мерлина? Это представлялось довольно разумным объяснением, но все другие гипотезы и предположения заводили в глухие дебри. Сознательно ли Абигайль закопала медальон в огороде, и если да, то почему? Или она потеряла его, копаясь на грядках? Я предпочитала не думать о том, что медальон может оказаться ещё одной подсказкой. Если уж приходится выкапывать подсказки из земли, то шансов наткнуться на клад у нас почти нет… Если бы не Доркас, никто бы и не подумал возиться с огородом. У меня по горло дел в доме, что же касается Бена, то я испытывала большие сомнения, способен ли он отличить укроп от одуванчика.
Этот проклятый писака оказался лёгок на помине. Притащился в огород собственной персоной, дабы объявить, что второй завтрак сервирован на свежем воздухе, под большим буком в саду. Бен бросил на медальон быстрый взгляд, прищурился и сообщил, что, будучи подростком, работал в ломбарде у дяди Эйба, а потому кое-что понимает в ювелирном деле. Эта безделица стоит если и не совсем гроши, то, во всяком случае, не больше двух фунтов. Я ожидала, что Бен, как всегда, скажет «впрочем, это не моё дело», но он вернул мне медальон со словами:
– Не горячись. Эта безделушка останется прекрасным воспоминанием о продолжительном отпуске у моря, если, конечно, твои родственники согласятся продать его тебе.
Бен всё утро экспериментировал с новой плитой в полностью отделанной кухне и приготовил восхитительное яство в виде тушённого в вине омара, приправленного домашним майонезом и украшенного каперсами. Джонас отказался присоединиться к трапезе, с достоинством сообщив Бену, что считает принятие пищи вне дома языческим сумасбродством. На лужайке, в тени бука, мы расстелили покрывало.
– Должна тебя поздравить, Бен, – сказала Доркас, когда тот накладывал мне салат из шпината, – просто пальчики оближешь. Булочки – высший класс! Прости, но я не в силах удержаться, возьму ещё одну.
Бен передал мне тарелку. Лесть явно обладает лечебными свойствами, ибо в эту минуту он выглядел почти весёлым, чего давно уже не случалось. Как бы невзначай Бен заметил, что секрет булочек заключается в капельке патоки, добавленной в дрожжевое тесто.
– А ещё я считаю, – добавил он, – что салат, сдобренный лимоном и вермутом, который явно не оценили по достоинству, служит прекрасным фоном для омара – не слишком острым и в то же время не пресным.
– Прекрати! – я разлеглась на тёплой траве, нежась на солнышке. – Так говорят только зануды, решившие попробовать свои силы в виноделии, – подняв бокал сидра, я пробасила, скосив глаза к переносице: – Терпкое, но не грубое, ароматное, но не навязчивое. Нежное, но пьянящее…
– Ладно, я тебя понял, – Бен через силу улыбнулся. – Признаю, я в какой-то степени превратился в маньяка по части готовки, – он повернул ко мне голову. – А ты точно так же свихнулась на своей
