– Хвастаться особо нечем, – довольно проворчал старик. – Во всяком разе не настолько, чтобы мистер Боттичелли перевернулся в гробу.
Я стояла на стуле и забивала в стену над камином крюк, чтобы повесить картину. Разумеется, именно в эту минуту отворилась дверь, и Бен ввёл Роуленда Фоксворта. Мы с Доркас в своём хозяйственном рвении не услышали дверного звонка.
– Не торопитесь спускаться, – поспешно сказал викарий, улыбаясь мне и одновременно похлопывая по карману, словно желая убедиться, что трубка и табак находятся в целости и сохранности. – Вы выглядите очаровательно!
– Может, мне всё же будет дозволено слезть? – спросила я, глупо улыбнувшись в ответ. – Не думаю, что принадлежу к тем людям, которые способны долго удерживаться на пьедестале.
– Я был бы счастлив вас поймать, – галантно ответил Роуленд.
Он протянул руку и помог мне спуститься. На долю секунды наши взгляды встретились, затем викарий отпустил меня и повернулся, чтобы одарить галантными любезностями Доркас. Та густо покраснела и тщетно попыталась запустить пальцу в налакированные волосы.
– Скажи мне, как ему это удаётся? – ядовито прошептал Бен, делая вид, будто помогает мне запихнуть в ящик секретера молоток. Он энергично заморгал и осклабился, пародирую любезную улыбку. – Если даже Доркас поддалась на чары этого святоши, то никакая женщина не устоит.
Потеряв терпение, я украдкой пнула завистника.
– Звонок! – пронзительно воскликнула я, чтобы заглушить яростный стон. – Наверное, это тётушка Сибил!
Обед удался на славу. Мусс из спаржи таял во рту, горячий суп благоухал свежей зеленью и овощами. Говядина, запечённая в тесте, была истинным совершенством – розовая, сочная мякоть таилась под золотистой корочкой, которая лопалась, как только её касалась вилка. Джонас ходил вокруг стола с достойной похвалы величественностью, он оступился всего лишь раз, после чего аккуратно убрал побеги брюссельской капусты с необъятной груди тётушки Сибил и, не моргнув глазом, с гордым видом продолжал вышагивать с подносом.
Но все остальные пребывали в самом унылом расположении духа. Бен вёл себя так, словно накануне наглотался мышьяка. Доркас, которую я всегда считала выше развлечений, именуемых «мужчины», заливалась румянцем всякий раз, когда викарий заговаривал с ней. У тётушки Сибил присутствие священника вызвало приступ красноречия. В отличие от онемевшей Доркас, она трещала без умолку, извергая потоки банальностей.
– Как скажете, дорогой викарий, – сказала она в ответ на какое-то замечание Роуленда. – У меня и в мыслях нет спорить с мужчинами. Мы, женщины, должны признать, что в умственном развитии нам не сравниться с вашим… – тётя Сибил опустила глаза и едва слышно вымолвила: – … полом.
Доркас тотчас обрела дар речи.
– Редкостная чушь! – энергично вскричала она. – Давненько я не слышала этого допотопного вздора.
– Почему бы нам не вернуться в гостиную? – предложила я, поспешно вскакивая с места.
Бен упорно игнорировал мои отчаянные гримасы, призывавшие помочь предотвратить ссору. В это мгновение в дверь вновь позвонили, и атмосфера накалилась до предела – воцарилось молчание, полное тревоги. Мы больше никого не ждали.
– Кого там чёрт принёс? – подивился Бен и мы отправились смотреть кого.
Фредди! Мой драгоценный кузен стоял в нимбе света от фонаря, висевшего над входом. Растрёпанные волосы и куцая бородёнка придавали ему ещё более жуликоватый вид, чем обычно. Он напоминал проворовавшегося ангела.
– Привет, привет! Не пустите странника переночевать?
Фредди хитро улыбнулся. Мы с Беном, впервые за много недель ощутившие духовное единство, переглянулись. Интересно, что предвещает этот неожиданный визит?
Скинув у лестницы рюкзак, Фредди, никогда не умевший говорить обиняками, задал два прямых вопроса: не пожертвовала ли я половиной своего тела в пользу науки и успел ли он к обеду? Единственным человеком, на кого подействовали его слова, была тётушка Сибил, которая озабоченно пробормотала:
– Бедный мальчик, меня иногда тревожит, не слишком ли мало ты отдыхаешь. Приготовить тебе сандвич?
Моим первым побуждением было оставить кузена в холле сокрушаться о своей горестной судьбе – в надежде, что он решит не затягивать визит. Но проклятье! Жалость взяла верх, и я попросила Джонаса, топтавшегося на почтительном удалении, принести в гостиную немного говядины и супа.
– Где ты откопала этого Лепорелло? – Фредди по-родственному взял меня под локоть, и мы, возглавив нашу маленькую процессию, проследовали к камину. – Этот осколок прошлого похож на вампира, заявившегося в день рождения, – Фредди понизил голос до хриплого шёпота. – И кто эта суровая дамочка с несминаемой причёской?
– Фредди, – ответила я, предварительно удостоверившись, что Доркас его не слышала, – если ты желаешь, чтобы мы тебя накормили и приютили на ночь, ты должен приложить все усилия и не отзываться гадко о других представителях рода человеческого.
– А это его представители? – изумлённо осведомился он. – Тогда прошу прощения! – Фредди остановился и внимательно оглядел гостиную. – Как я смотрю, ты запустила руку в семейный кошелёк! – он продолжал рыскать по комнате глазами, пока не наткнулся на портрет над камином. – А это ещё кто такая, мамаша твоего вампира?
– Это Абигайль Грантэм, – холодно ответила я. – Мать дядюшки Мерлина.
– Выглядит так себе, – Фредди повернулся к остальным, надеясь, что мы поддержим его в этом глубокомысленном умозаключении.
Скрипнула дверь, и в комнату прошаркал Джонас, нагруженный тяжёлым подносом. Я хотела было
