– О господи, это просто невыносимо! – Мэри вскинула руку ко лбу, плечи ее, обтянутые мышиного цвета свитерком, затряслись. – За что мне эти муки? Какие такие грехи я совершила, помимо того что родилась на этот свет? Неужели в моем собственном доме мне нет покоя и нет ни одной крышки, под которую не заглянули бы докучливые репортеры!
От ее визгливого голоса пламя свечки заколебалось. Мебель и прочая древняя утварь вокруг заколыхались, будто придвигаясь поближе, чтобы лучше слышать. Остальная часть комнаты по-прежнему была окутана мраком. Мы видели не дальше собственных носов. К удушливому аромату плесени и цемента примешивался не менее стойкий аромат времени.
– Мы вовсе не репортеры-стервятники! Мы… в общем-то, из команды Кулинаров, – сбивчиво объяснила я.
– И мы не хотели вам мешать, боже упаси! – Мисс Задсон, которая съежилась было до размеров мыши, теперь вновь заполнила собой мой пеньюар и пиджачок Эрнестины. – Никто так свято не верует в право умереть, как Марджори Задсон! – Щеки ее раздувались как мехи. – Едва моя дорогая матушка объявит, что готова почить навсегда, я тут же достану пакетики со снотворным! Подмешаю немножко в матушкино молоко, а остальное высыплю на ее тост с корицей – и уложу милую старушку, в последний раз пожелав ей доброй ночи!
– Ах вы, злодейка! – Мэри Фейт напряглась, вцепившись в бортики гроба, будто в детскую кроватку; глаза ее метали молнии. – Да вас надо под суд отдать за жестокое обращение с родителями!
Мисс Задсон больше не напоминала Нэнни, симпатичную собачку, заботившуюся о детях в 'Питере Пэне'. Щеки ее гневно затряслись.
– Будь я мужчиной, я бы предложила вам выйти потолковать, мадам! – выпалила она.
Мисс Фейт вдруг прижала атласную подушечку к груди и разразилась безудержными рыданиями.
– Я вовсе не собиралась покончить с собой! Я всего лишь хотела изгнать злых духов. Мама в каждом из своих домов держала по гробу. Всегда повторяла, что лучше места для занятий любовью не найти. Когда я была маленькой и что-то не так делала – достаточно было просто не вовремя выдохнуть, – она приходила в ярость и запирала меня в буфете. Но однажды, в период обострения ее мании величия, когда она требовала, чтобы я приседала в реверансе всякий раз, оказываясь в поле ее зрения, а я споткнулась, – она запихнула меня в гроб, сверху на крышку водрузила сундук и не выпускала меня, пока я не посинела.
– Ужас! – В 'Выращивании детей из семян' ничего подобного не рекомендовалось. Неужели при благоприятных обстоятельствах любая женщина может превратиться в мамочку-монстра? – Бедная мисс Фейт! – Презрев деликатность, я опустилась на колени и коснулась волос Мэри. На ощупь они были как нейлон, и я испугалась, что оставлю вмятину в лаковой корке.
– Мой муж Бен наверняка вам посочувствует. Он страдает клаустрофобией. Ваша матушка могла вас таким образом убить.
Мисс Фейт выпустила подушку из рук. Ее измученные глаза, так похожие на глаза ее прекрасной матери, остановились на мне.
– Мне все время казалось, будто я слышу ее шаги. Чтобы не уснуть, я их считала. Этот гроб и прочее барахло, – она жестом обвела комнату, – использовались при съемках 'Печального дома'. А потом режиссер Ричард Гринбург пошел навстречу капризу Теолы и оставил весь реквизит здесь. Он купил этот жуткий дом за бесценок.
– И после окончания съемок подарил его вашей матери? – Увлекшись этой романтической историей, мисс Задсон, похоже, забыла о своем недавнем расхождении во взглядах с Мэри Фейт.
– Думаете, великий Ричи обвязал Менден-холл красным бантиком и презентовал ей в знак их неувядающей страсти? – Голос Мэри вдруг сорвался на такой визг, что я невольно подскочила. – Именно так утверждала Теола! Пускай врет больше! Он предназначал этот дом для меня, как подарок на день рождения. Так сказала Бегита. Теперь наконец-то я набралась мужества сбросить путы, которыми обмотала меня мать, и заявить о своих правах. На прошлой неделе я приехала и поселилась в Менденхолле.
– Вот и умница! – с жаром воскликнула Марджори Задсон.
Тут мне вспомнилось недавнее замечание карлицы Джеффриз: 'Пипс ненавидит эту женщину'. Я-то подумала, что она имеет в виду Валисию Икс. Но возможно, речь шла о Мэри Фейт?
– Насчет Кулинаров… – закинула Марджори пробный шар.
– Странная компания. – Мэри встала в гробу, да так осторожно, как давеча я залезала в оранжевую лодку.
– Я тут встречалась с одной редакторшей, которая специализируется на кулинарных книгах, мы разговорились насчет продолжения 'Мамочки-монстра' под названием 'Пища, которую ваша мать заставляла вас есть'. – Она протянула мне руку, побуждая помочь ей сойти на твердую землю, на манер королевы Елизаветы, спускающейся по трапу 'Британии'.
– Эта редакторша принадлежала к обществу Кулинаров? – Я кожей ощущала страх Марджори, что собрание закончится раньше, чем мы найдем эту самую потайную комнату.
– Не знаю, но вскоре после этого члены Общества связались со мной и поймали на слове, ухватившись за мое предложение – использовать Менденхолл для одного из испытаний Кандидатов. Решающую роль сыграло упоминание Пипса и Джеффриз.
– Вы хотите сказать… – несмело начала я.
– Ясное дело, они Кулинары. Оба. В детстве они меня люто ненавидели, ну и к черту! Я решила начать все сначала. Годы в услужении у моей матери, должно быть, привели их в чувство, хотя едва ли они с ней вообще встречались. Они наводили блеск в каждом из домов Теолы перед очередным ее визитом и перебирались в следующую хату. Как же я молилась, чтобы мы поладили! Последние несколько дней провела пытаясь изучить их язык.
Мимические движения Мэри грозили проломить щедрый слой грима.
– Как я старалась! Ей-богу, старалась похоронить прошлое! В детстве эта парочка помогала матери держать меня в заточении. Теоле стоило только отдать команду, и они скакали, как цирковые кролики.
Бац! – крышка гроба захлопнулась. Острые лопатки Мэри выпирали из-под мышиного свитера. Очки сползли на кончик ее носа и тут же были отброшены на место.
– Придумала! – Мэри выставила вперед подбородок; глаза ее полыхнули гневом. – Я напишу про них книгу!
– Замечательно! – Подталкиваемая Марджориным локтем, я поведала о незавидном положении своей новой подруги и спросила, не знает ли Мэри, в какой комнате проходит собрание Кулинаров.
– Перед вами женщина, – я положила руку на плечо подруги, – которая поставила свою мать выше личных интересов и нужд. Героев нынче днем с фонарем не сыщешь. Не можем же мы допустить, чтобы ее растоптали бездарности!
Марджори Задсон, кандидатка в Кулинары, стояла смиренная, но преисполненная достоинства.
Мэри взглянула на нее, раздираемая противоречивыми чувствами.
– Должно быть, ваша матушка хороший человек?
– Она лучше всех! – Окутанная нимбом из пламени свечи, Марджори выпрямилась.
Повисла пауза, грозившая продлиться остаток моей беременности. Гроб вдруг показался необычайно милым и уютным… Наконец Мэри неохотно буркнула:
– Я вам помогу.
Взмахом руки она на корню задушила наши благодарности, после чего взяла свечу.
– Пойдемте! – Мэри стала прокладывать путь, лавируя между мебелью и прочими памятниками материальной культуры; голос ее лился над нашими головами, пока мы взбирались по полутемным ступенькам. – Я из тех, кто быстро принимает решения. И я решила, что вас двоих – Элли и Марджори, верно? – некая высшая сила привела к моему гробу… и в этот дом.
Я чувствовала, что должна отплатить Мэри за доброту, попытавшись проникнуться к ней симпатией. Жалость – не лучшая основа для дружеских отношений, как я отлично знала по опыту своего жирного прошлого.
Задув свечу, Мэри шагнула в темный коридор. В молчании мы двинулись по вишнево-кремовым плиткам. Не слышно была скрипа открывающихся дверей. Никто не следил за нами – кроме унылой дамы с портрета. Мэри проворно устремилась наверх по лестнице, мы с Марджори Задсон едва поспевали за ней – в точности как я таскалась за Беном по музейным коридорам в Бостоне.
