– Доброе утро, Элли. – Бен сел в постели.
– Доброе утро, мистер Хаскелл. – Если со мной обращаются как со служанкой, которая согревает постель хозяина, заменяя обычную грелку, то и отвечать я буду соответственно.
– Родная… – Он слез с кровати, качая головой. – Как там говорится в той старой поговорке: 'Не позволяй гневу подниматься вместе с солнцем'?
– Что еще за чушь!
Он дернул за ворот своей пижамной куртки, запамятовав, что она застегивается на старорежимные пуговицы, а не новомодные липучки. Пуговицы полетели в разные стороны, одна из них едва не угодила мне в глаз.
– Меткий выстрел, – процедила я.
– Элли! – Он стукнул себя по обнаженной груди. Наверное, ждал, что я подползу, схвачу его за руку и примусь покрывать ее покаянными поцелуями. – Я по-прежнему считаю, что вчера вечером ты была не права, но готов поверить, что тобой руководило скорее ложно понятое благородство, нежели…
– Откровенная злонамеренность?
– Я собирался сказать: глупость.
– Ну спасибо на добром слове.
С каким же удовольствием я наблюдала, как он откинул крышку белого чемодана и принялся рыться в нем. Женина интуиция подсказала мне, что он ищет свою серебристо-серую рубашку. Но с какой стати сообщать ему, что она вовсе не в белом, а в синем чемодане?!
– Бен, – сухо сказала я, – я много думала, пока спала, и в результате очень устала – так что, с твоего высочайшего позволения, останусь на все утро в постели.
Неужто я нажала на кнопочку страха? Глаза его лихорадочно заблестели, а горестные складки, избороздившие лицо, могли соперничать с морщинами на рубашке, которую он сжимал в руках.
– Что случилось? – Бен схватил мою руку, и на миг мне показалось, что он осыплет ее поцелуями, но – черт возьми – он всего лишь проверял мой пульс. – Ты сказала вчера, что дело не в утреннем токсикозе. Что с тобой? Что-нибудь болит?
– С ребенком все в порядке, – сообщила я стене. – Просто мне хочется полежать с хорошей книжкой. – Глаза мои старательно избегали 'Мамочку-монстра' на прикроватной тумбочке.
– Элли, – Бен навис надо мной, будто совершающий обход доктор Хаскелл, – ты же не можешь вечно здесь отсиживаться.
– Одно утро, пусть даже два – еще не вечность. Я не забыла, что сегодня вечером – блистательный финал. Мисс Икс говорила что-то насчет официального обеда; полагаю, после него – когда все мы усядемся кружком, потягивая бренди и покуривая сигары, – будет торжественно объявлено, кто же оказался счастливым избранником.
– Милая, я не волен обсуждать…
– Боже упаси! – Я откинулась обратно на подушки, и жизненные силы окончательно и бесповоротно покинули меня. Ни один из нас так и не узнает наверняка, моя ли в том вина, если имя Бена не выкрикнут под грохот фанфар. Переступая порог этого дома, я отдавала себе отчет, что должна соответствовать высокому званию спутницы Кулинара. А что в итоге? Лишь наделала глупостей и все загубила.
Вчера вечером моему самолюбию было легче: вчера вечером я могла отличить правильное от ошибочного. Я была права, а Бен ошибался. Теперь же я знала одно: не желаю, чтобы кто бы то ни было приносил мне завтрак в постель.
– Беги скорее на свое собрание! – Я отвернулась, так что его поцелуй соскользнул с моей щеки. – Обо мне не беспокойся. Сползу вниз, как только путь будет свободен. – Воспоминание о береговой охране всплыло на поверхность моих мыслей. Закончились ли эти ужасные работы по осмотру дна реки? Скоро ли шериф сообщит нам о печальной судьбе Мэри? Разрешат ли нам уехать отсюда сегодня вечером или завтра утром? Мэри Фейт… и вновь я вернулась мыслями к ней.
Последний долгий взгляд – и Бен удалился. Я осталась одна в комнате, где отнюдь не чувствовала себя уютно. Не нравилось мне, как вся эта мебель на меня смотрит. Ах, чего бы только я не отдала, лишь бы ощутить рядом теплого, милого Тобиаса! На худой конец, сгодился бы даже голубь. Слишком растревоженная, чтобы уснуть, и слишком подавленная, чтобы вставать, я энергично взбила подушку – вследствие чего ее немногочисленные перья сбились в один угол. А вот и моя рука – тянется к 'Мамочке- монстру'. Может, я наказываю себя или же пытаюсь вызвать Мэри на разговор – еще разок? Открыв последнюю страницу, я прочла:
Черт побери! Вот они, волчьи ямы материнства! Но я-то уж точно спеку свои пальчики до хрустящей корочки. Буду подавать свежесдоенное молоко к каждой трапезе, никогда не позволю ребенку увидеть меня без макияжа, с нечесаной головой, с ненакрашенными ногтями на ногах. Никогда не войду в детскую без стука… И помру от истощения, если попытаюсь выдержать этот темп.
Отшвырнув 'Мамочку-монстра', я потянулась к 'Заведению детей ради удовольствия'. В главе седьмой, если я правильно запомнила, подробно рассказывалось об опасностях, которые таит в себе стремление стать Всемогущей Мамой. Так что хватит зацикливаться на Мэри, довольно ворошить неприятные воспоминания. Несварение мозгов не менее вредно для ребенка, чем несварение желудка. Бедняжечка, должно быть, считает, что живет в морской пучине. Ах черт! Снова я за свое! В надежде отвлечься от пугающего образа Дурно Воспитанного Ребенка, я заголосила колыбельную. Голос у меня отвратительный, но у мамы был не лучше – а я всегда обожала песенку про долгоножку, захмелевшую от вина из одуванчиков. Если б только вспомнить слова… но мама выдумывала их на ходу; она танцевала роль главной героини, в то время как папа по-пингвиньи расхаживал взад-вперед, изображая разгневанного официанта, размахивающего невидимым черпаком…
Из 'Заведения детей ради удовольствия выпало несколько сложенных листков бумаги. Что еще такое? Ага! Письмо Примулы Трамвелл. То самое, что я получила в день, когда Бен разжился весточкой от Кулинаров, – и в тот же самый день они с Гиацинтой нанесли мне неожиданный визит, дабы сообщить о Черном Облаке. Теперь я едва помнила, что там наговорила эта загадочная Шанталь… что-то невразумительное насчет поиска ответа в самой себе. Неужто нынешним чувством бессилия я обязана суеверной ерунде – будто, мол, вчерашняя трагедия была предопределена свыше? 'Дом, окруженный водой'… какая меткая характеристика Мерлин-корта, Менден-холла – а вкупе с ними и сотен других домов! Что же касается слов 'адские муки' и окутаны тенью', то я подумала об одежде из модного магазинчика. Один размер подходит всем. Милые Примула и Гиацинта! Прибегнув к пузырьку с нюхательными солями ввиду моей беременности, они пришли в ужас, когда Шанталь рассказала о своем видении, а я, изнеженная дурочка, пригрела страх на своей груди и воскликнула: 'О горе мне!' Но довольно. Вовсе не Черное Облако взорвало моторку, а я не настолько беспомощна и безнадежна – хотя, должна признать, не такая уж смелая и с радостью пригубила бы сейчас травяной отварчик, рецепт которого вложила в письмо Примула: бальзамник, шандра, мята болотная – и все это хорошенько настоять на имбирном эле под полуденным солнцем.
Отбросив одеяло, я решительно ступила на пол – и на избранный путь. Что-то чертовски неладное творится в этом доме, и я знала, в чем дело. Поверьте, мне вовсе не улыбалось прослыть ищейкой или паникершей, но я обязана была хотя бы отыскать пропавшие ножи. Даже если их стащили шутки ради – под влиянием атмосферы 'Печального дома', – это все равно необходимо было выяснить. Что же до зловещей возможности того, что отбывших членов нашей группы следует скорее именовать отбывшими в мир иной'… то я предпочитаю думать лишь… о правде, которая дарует свободу всем нам. Кроме, разумеется, убийцы бедной Мэри Фейт.
Торопливо стаскивая через голову ночную рубашку, я мельком глянула на себя в зеркало. И почему тревога всегда оседает вокруг моей талии? Или это наказание мне за то, что вчера не поужинала? Вот вам
