– Видимо, это закон обратной перспективы. В прошлом году у нас с Кэти был только один сын, Джереми, и в рейтинге трех самых влиятельных персон в доме я занимал почетное третье место. А теперь у нас родились близнецы, да еще мы завели спрингер-спаниеля, и я скатился с третьего места на шестое.
Десять лет назад Ронни был пустым местом, а точнее – молодым актером из Мунстера, что в штате Индиана, подрабатывавшим официантом и бегавшим по прослушиваниям. А потом умер Джо Диггз, чернокожий комик, игравший сварливого старого метеоролога в запредельно успешной комедии положений под названием «Эфир навыворот». Продюсеры не хотели заменять одного чернокожего старикана на другого. У них имелись свои причины: «Второго Диггза не будет, а сравнения в его пользу нам не нужны. У нас уже играл самый смешной чернокожий, и мы не возьмем в сериал его бледную тень».
Так появился новый персонаж, Сонни Дей, белый парень двадцати с хвостиком, патологически неспособный предсказывать погоду, но при этом настолько обаятельный, что фиктивные телерейтинги стали просто зашкаливать.
Ронни вписался. Не каждому, будь он хоть трижды голубоглазым и белокурым, удается сродниться с аудиторией как с собственными соседями. «Эфир навыворот» попал в десятку самых популярных сериалов.
Ронни Лукас совершил стремительный взлет – от реплики «Добрый вечер, сегодня я обслуживаю ваш столик» до обложки «ТВ-гида». Слава – она что кокаин: Ронни мигом подсел. Он любил вечеринки и поклонников, он даже папарацци любил. Однако за дело взялась Кэти, возлюбленная Ронни еще со старших классов, – на тот момент они были женаты три года. Однажды ночью, вскоре после того как Ронни объявили «Ароматом месяца», он завалил домой, благоухая перегаром, сортиром и женским парфюмом, и обнаружил на подушке записку следующего содержания: «Я возвращаюсь в Индиану. Я люблю тебя, но не хочу жить с главным мудилой Голливуда».
На следующий день Ронни стоял под дверью у тещи и тестя в Мунстере. Он позвонил, Кэти открыла, он рухнул на одно колено и сказал:
– Прости меня. Клянусь, я стану главным антимудилой Голливуда, только поедем домой.
Кэти согласилась, и Ронни сдержал клятву. Он сменил амплуа – стал честным парнем, который любит жену и детей и ответственно относится к работе. Папарацци потеряли к нему интерес. И хотя Ронни всячески отрицал собственную влиятельность, он не мог отрицать собственной популярности. Три года он не расставался с призом зрительских симпатий.
Ронни сменил телевидение на большое кино; правда, ни один фильм с его участием не номинировался на «Оскар», зато все они получали похвальные отзывы и делали феноменальные кассовые сборы. Любая студия готова была продать все свои души оптом (конечно, если предположить, что удалось бы найти хоть одну), лишь бы сманить Ронни Лукаса. Ронни, однако, оставался верен компании, благодаря которой совершил свой первый рывок, а именно «Ламаар студиоз».
Кинозвезда и лицо компании, недавно он подписал контракт на пять лет и пять полнометражных фильмов. «Ламаар» любила Ронни, и Ронни отвечал взаимностью.
Сверяя свою нравственность по Кэти, Ронни оставался невинным, совсем как мальчик, что десять лет назад уехал из Индианы, имея в кармане джинсов двести шесть долларов.
В то утро он должен был раздавать бездомным бесплатные завтраки. В шесть часов Ронни уже ловко раскладывал еду по ярким одноразовым тарелкам, успевая шутить с завсегдатаями. Последних халява привлекала куда больше, чем ее звездный подавальщик; впрочем, контингент отлично знал, кто такой Ронни, и уважал установленные им рамки: никаких автографов, никаких фотографий. Ронни не хотелось выделяться среди остальных волонтеров.
– Buenos dias, Мэнни, – приветствовал он смуглого мексиканца, брюхо которого объемом в сорок восемь дюймов не вписывалось в рамки штанов сорок второго размера. – Como esta usted?[15]
– Yo tengo una hambre canino! – гаркнул Мэнни. Ронни постоянно задавал ему один и тот же вопрос. – Я голодный, как койот.
Ронни наложил целую тарелку омлета.
– Немножко холестерина тебе не повредит, Мэнни.
– Amigo, я читал в одном «падлоиде», что за следующий фильм ты срубишь пятнадцать лимонов.
– Я «падлоидов» не читаю.
– Поверь на слово. Es verdad.[16] Так вот, я подумал, может, ты выделишь мне четыре, от силы пять лимонов? Тогда бы я купил хорошенький домик к тебе поближе. Соседями были бы.
– Идея неплохая, но требует проработки. Пусть твои люди свяжутся с моими.
– Люди? – покачал головой Мэнни. – С людями-то вся и закавыка. У них телефона нету. – Мэнни и Ронни рассмеялись одновременно, словно закадычные друзья. Один живет в доме за десять миллионов долларов, другой – в коробке из-под холодильника, а так никакой разницы.
Следующей подошла негритянка в линялых «левисах» и желтой футболке. Беатрис Темплтон было тридцать шесть лет, двадцать из которых она провела на улицах Лос-Анджелеса. Левой рукой Беатрис протянула миску, правую держала у рта.
– Готовься морально, – произнесла она.
– Всегда готов. – Ронни приложил руку к сердцу. – Не томи.
– Встречайте: зубы! – воскликнула Беатрис и быстро убрала руку, открыв два ряда ослепительных патентованных зубов. Несколько человек отвлеклись от тарелок, но в следующую секунду уже снова активно заработали пластиковыми вилками. В этом помещение вечно кто-нибудь да кричит. Поесть спокойно не дают. – Ронни, я наконец-то вставила зубы!
– Беатрис, ты настоящая красавица. – И Ронни одарил негритянку взглядом столь нежным, что миллионы женщин, окажись они поблизости, с досады порвали бы ее в клочья.
По видавшему виды темному лицу заструились слезы.
– Ронни, я чувствую себя красавицей. Благослови тебя Господь. Ты мой Белый Рыцарь. Мне никогда тебя не отблагодарить.
– Ну что ты, Беатрис, какая благодарность. Мой друг Сэнди – стоматолог. Он обожает вставлять зубы.
– Да, он делал зубы Хэлли Бери, Джей Ло, Джанет Джексон, а теперь к звездному списку может добавить Беатрис Темплтон.
– Спорим, Сэнди уже на весь город о тебе растрезвонил. Тщеславие его погубит. – Ронни счистил в миску добрую порцию омлета.
– Думаешь? – спросила Беатрис, по-голливудски отклячив бедро и сверкая зубами.
– Уверен. Какой интерес трудиться над улыбкой звезды? Разница будет почти незаметна. А вот попробуй-ка из девушки вроде тебя сделай красотку.
Беатрис взвизгнула:
– У него получилось!.. Я люблю тебя, Ронни.
Следующим в очереди стоял весьма странный тип. Высокий, белый, лет сорока; впечатление, будто из Мексики пешком шел, причем без бритвы и шампуня. На типе были грязные хлопчатобумажные штаны, клетчатая рубашка и плащ – мешковатый, просторный, в стиле детектива Коломбо. Ронни прежде не видел этого бродягу.
– Привет, – улыбнулся он. – Меня зовут Ронни. Добро пожаловать в бесплатную столовую.
– Марк, – представился бродяга, не отрывая взгляда от собственных кроссовок.
Как и положено актеру, Ронни изучал манеру говорить и язык жестов. Он всегда удивлялся своему агенту, Сиду Реснику: ростом Сид был пять футов два дюйма, однако в любое помещение входил, расправив плечи и откинув голову. Будучи коротышкой, Сид не ощущал себя коротышкой и не вел себя как коротышка.
Поведение Марка, напротив, ничем не отличалось от поведения большинства долговязых парней, попавших в помещение с низким потолком. Марк втянул голову в плечи, словно желая не слишком бросаться в глаза.
