— Нет! — Кейт выпрямилась и укоризненно посмотрела на него.
Вэл нахмурился, делая вид, что пытается вспомнить.
— Ну, ведь это не может быть Михайлов день, верно? Мне кажется, он уже прошел.
Кейт опустила голову с таким удрученным, разочарованным вздохом, что Вэл не смог больше ее дразнить. Приподняв голову Кейт за подбородок, он заставил ее взглянуть ему прямо в глаза.
— Ну, конечно же, я помню, какой сегодня день, девочка. Прими мои поздравления!
В то же мгновение ее лицо озарилось радостной улыбкой, и Вэл нежно поправил локон, упавший ей на глаза.
— Неужели ты и впрямь могла подумать, что я забыл день твоего рождения? Тем более что ведь именно я его тебе выбирал!
Вэл очень ясно помнил тот день, когда обнаружил, что маленькая сирота Кейт понятия не имеет, когда она родилась; она не знала не только день, но и год. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как она впервые появилась в Торрекомбе. Четырнадцатого февраля, в день его рождения, было, как всегда, много веселья, подарков и поздравлений от его многочисленных любящих родственников.
Когда Эльфрида Фитцледж, которую все звали просто Эффи, подтолкнула вперед малышку Кейт, чтобы она пожелала ему счастья, этот ребенок шокировал всех присутствующих своим неожиданно яростным заявлением: «Я ненавижу дни рождения!» Только Вэл смог разглядеть горечь и тоску за ее дерзкой бравадой и догадаться о причине. Он тут же нашел выход из этой ситуации.
— Вэл, а ты помнишь, почему ты выбрал для меня именно этот октябрьский день? — тихо спросила Кейт.
— Разумеется. Ведь именно в этот день ты появилась в Торрекомбе.
— И в этот день мы с тобой впервые встретились.
— Да, конечно, и это тоже.
Вэл собирался отдать подарок после ужина, но внезапно почувствовал, что это надо сделать сейчас, пока они совсем одни. Быть может, это последний день рождения Кейт, который они проведут вот так вдвоем.
Стараясь не думать о возможности скорой разлуки, он сунул руку за отворот своего плаща и вынул небольшой коричневый сверток, который торжественно вручил девушке.
— Для вас, миледи.
Кейт издала радостный вопль. Она набросилась на сверток с жадностью, которая одновременно и позабавила и огорчила Вэла. Ему было тяжело видеть, что даже после стольких лет нормальной жизни его милая дикарочка словно все еще боялась, что не только подарки, но и само счастье могут в одночасье отнять у нее.
Пока она в нетерпении срывала обертку, он наблюдал за ней, и его сердце тревожно забилось в ожидании ее реакции. Несмотря на все свои мальчишеские замашки, Кейт втайне испытывала страсть к разным прелестным безделушкам, особенно ко всему тому, что блестело и сверкало.
Когда из— под обертки показался небольшой бархатный футляр для драгоценностей, Кейт как самая настоящая женщина восторженно взвизгнула и захлопала в ладоши. Дрожащими пальцами она открыла футляр и достала изящное золотое ожерелье. В центре сверкал великолепный кроваво-красный рубин.
Конечно, жемчуг был бы более подходящим подарком для молодой девушки, но только не для его маленькой цыганочки.
— Ну как? Нравится? — с тревогой спросил Вэл.
— Нравится?… — выдохнула Кейт. — О, Вэл! Оно восхитительно! Спасибо миллион раз!
В ту же секунду коробочка и обертка упали на землю. Сжимая в руке ожерелье, Кейт бросилась ему на шею с таким пылом, что они оба едва не свалились со скамейки.
Вэл мягко усмехнулся и погладил ее по плечу, но радостно возбужденная Кейт не могла долго оставаться на одном месте. Она выскользнула из его рук и протянула ему украшение.
— Застегни его на мне, Вэл, пожалуйста!
— Прямо здесь? Сейчас? — засмеялся он. — Давай-ка лучше сначала вернемся домой.
Но Кейт уже вскочила со скамейки и принялась поспешно расстегивать плащ.
— Что ты делаешь, Кейт?! Ты же до смерти замерз… — Слова замерли на его устах, едва только плащ упал на землю и Кейт предстала перед ним в новом платье. В течение некоторого времени он мог только смотреть на нее, раскрыв рот, не в состоянии произнести ни слова. Ожерелье едва не выпало из его рук.
Вэл был совершенно уверен, что Кейт предпочтет щеголять в брюках всю свою жизнь, если только это будет возможно. Разумеется, иногда ей приходилось надевать юбку, но такой нарядной, такой элегантной он ее никогда не видел.
Белое шелковое платье, украшенное вышивкой, необыкновенно шло Кейт. Пышные короткие рукава подчеркивали изящество рук. Ночной бриз шевелил мягкие фалды юбки, прижимая легкую ткань к телу и обрисовывая ее грациозную девичью фигуру. Ошеломленному взгляду Вэла явились длинные стройные ножки, точеные бедра, невероятно тонкая талия. Обтягивающий лиф с глубоким вырезом больше открывал, чем скрывал высокую, по-девичьи упругую грудь.
Вэл смотрел на эту прекрасную незнакомку с пышными темными волосами, рассыпавшимися по плечам, и не мог справиться с потрясением. Куда делась его Кейт, задорная, лихая девчонка? Казалось, она прямо здесь, на его глазах, превратилась в языческую богиню.
Он молчал так долго, что Кейт не могла этого не заметить. Приподняв подол платья изящным жестом, словно всю жизнь носила такие наряды, она немного покружилась перед ним.
— Это платье Эффи подарила мне на день рождения. Нравится?
— Да… очень хорошее платье, — чуть запинаясь, сказал Вэл. — Но только, по-моему, это не совсем тот фасон, который ты мне показывала. На картинке платье было более… более…
— Я же и просила миссис Белл сделать все по тому фасону!
— Но она пришила слишком много кружев. — Кейт пожала плечами. — Мне пришлось их спороть. Ты же знаешь, я терпеть не могу все эти оборки.
«Но оборки здесь просто необходимы! — подумал Вэл в смятении. — Особенно по верху лифа». Без этой важной детали декольте приобретало рискованную глубину, обнажая слишком много для дерзкого взгляда какого-нибудь случайного проходимца. Нет, определенно эти кружева необходимо пришить назад, и притом немедленно! Но когда Вэл уже открыл рот, намереваясь сказать ей об этом, то обнаружил, что не может произнести ни слова. Боже милостивый, он, кажется, даже покраснел! А он-то думал, что может говорить с Кейт о чем угодно… Однако совершенно ясно, что на эту деликатную тему с ней придется поговорить его матери. Лучшее, что он может сейчас сделать, это надеть Кейт на шею ожерелье и поскорее завернуть ее в плащ.
Борясь с болью в колене, Вэл поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие. Разумеется, только из-за этого у него так дрожали руки, когда он застегивал ожерелье на ее шейке. Но, черт возьми, было так легко заглянуть ей через плечо, увидеть, как лунный свет играет на шелковистой коже ее груди, как робкие блики света пытаются проникнуть туда, в интригующую тень между двумя полушариями…
Вэл с трудом нащупал застежку, стараясь как можно меньше прикасаться к девушке. И все же он чувствовал тепло ее тела, легкую дрожь и, казалось, ощущал неуемную энергию и страстность, которую она излучала. В этом была вся Кейт!
Сжав зубы, Вэл заставил себя сосредоточиться на застежке и, как только закрыл замочек, сразу отдернул руки. На этот раз он даже не почувствовал боли, когда нагнулся к скамейке за ее плащом. Неловко выпрямившись, он встряхнул алую ткань и нахмурился, почувствовав, как этот чертов пистолет стукнул его по ноге. При этом Вэл испытал невероятное искушение: ему очень хотелось незаметно сунуть руку во внутренний карман и конфисковать оружие. Но он никогда не поступал так с Кейт раньше, не мог сделать этого и теперь. Он просто протянул ей плащ.
Несмотря на то, что ее руки и плечи покрылись гусиной кожей от холода, Кейт не спешила вновь закутаться в теплый плащ. Она гладила пальцем тонкие переплетения цепочки и мечтательно разглядывала уютно устроившийся в ложбинке между грудей сверкающий камень, оттеняющий матовый шелк кожи.
— Вэл, как ты думаешь, сколько мне на самом деле лет?
— Пятнадцать. Самое большее — шестнадцать, — ответил он, не задумываясь.
