освободили всего несколько часов назад.
– Если хочешь найти убийцу де Виза, – презрительно бросила Габриэль, – то спроси у хозяйки, которой вы оба служили. Очень похоже, что это еще одна из ее злых шуток.
– О, не сомневаюсь, что и она замешана. – Голос Симона дрожал от ярости. – Мой бедный учитель был слишком околдован, чтобы понять, насколько она порочна. А я слишком глуп, чтобы понять, что вы одна шайка.
– Нет, Симон, ты не прав, – дрожащим голоском вмешалась Мири. – Темная Королева и наш враг, поверь мне.
Симон, оставив ее слова без внимания, указал пальцем на Ренара.
– Я знаю, кто ты. Ты – внук страшной ведьмы по имени Мелюзина, и она… именно она разрушила мою деревню и уничтожила мою семью.
– Это полнейший вздор, – мрачно ответил Ренар. – Моей
– С меня довольно лжи. Я, по крайней мере, даю тебе шанс, которого ты не дал моему учителю. Шпагу наголо!
– Не глупи, парень, – сказал Ренар, но Симон двинулся на него, вынимая из ножен шпагу.
– Доставай. Иначе проткну сразу.
Ренар досадливо выругался. Отстранив Арианн, обнажил шпагу, отражая первый выпад Симона.
Шпаги скрестились. Зазвенела сталь. Протестуя, закричала Мири, но парень был на грани безумия, доведенный до отчаяния гибелью единственного человека, которому он верил.
Арианн беспокойно наблюдала яростную схватку. В обычное время она не опасалась бы за Ренара, но тот ослабел из-за недавних испытаний. И она явно замечала, что он не хотел наносить завершающий удар, так как лучше владел шпагой. Он никогда не поразил бы парня на глазах у Мири. Ренар отчаянно пытался обезоружить Симона, тем самым тот получал огромное преимущество.
Симон делал выпады с силой, порожденной яростью, раз за разом почти преодолевая защиту Ренара. Арианн смотрела вокруг, лихорадочно пытаясь найти что-нибудь, чем можно было бы оглушить парня.
Но она не успела. Мири выскочила вперед с криком:
– Симон! Послушай меня! Не надо!
Она ухватила его за руку со шпагой. Но когда отклонился клинок, Ренар сделал выпад. Он не успел остановиться. Шпага, скользнув дугой вниз, рассекла Симону правый глаз и щеку.
Парень с диким криком отпрянул назад и уронил шпагу. Закрыл лицо руками. Сквозь пальцы хлынула кровь.
– Ой, Симон. – Мири с плачем наклонилась к нему. – Дай я тебе помогу.
Но он вырвался из ее рук.
– Убирайся, – выдавил он из себя. – Я-то думал спасти тебя, а ты… ты… как и все они. Ведьма!
Он с ненавистью смотрел на нее уцелевшим глазом, а она с замирающим сердцем видела в нем то же выражение, какое много раз встречала у безнадежно травмированных живых существ: темную пустоту отлетевшей души.
– Н-нет, – судорожно прошептала она, протягивая к нему руки.
Симон отстранился от всех. Все еще закрывая руками залитое кровью лицо, выбежал в открытую дверь.
Мири, рыдая, опустилась на колени. Арианн наклонилась к сестре, обняла, прижимая к себе сотрясавшееся тельце.
Ренар мрачно поглядел на обеих:
– Хочешь, догоню парня, милая? Постараюсь его вернуть?
– Нет, – грустно произнесла Арианн. – Боюсь, от этого мало толку. Жюстис, будь добр, найди Туссена и отвези нас домой.
Глава двадцать пятая
День клонился к вечеру. В окна Бель-Хейвен лился мягкий солнечный свет. Но Арианн не находила покоя, какого ждала по возвращении домой. Если уж на то пошло, она еще больше осознавала всю полноту своей ответственности, особенно в отношении сестер. Габриэль совсем замкнулась, тяжелый ее взгляд стал еще тяжелее. Смерть Николя Реми словно стерла последние черты невинной девочки, какой она была давно. Мири, подавленная тем, что случилось с Симоном, казалось, зависела от Арианн больше, чем когда- либо.
Арианн надеялась, что у себя в постельке со свернувшимся под боком Колдуном Мири найдет какое-то успокоение. Однако сестренка умоляла Арианн побыть с ней, пока она не уснет.
Она с трудом отпустила Арианн совсем ненадолго попрощаться с Ренаром. Он ждал ее в большом зале. Возвращение домой было таким долгим и полным трудностей, что почти не оставалось найти минутку поговорить с Ренаром наедине.
Когда она бросилась в Париж его спасать, то чувствовала, что хорошо знает, что ему скажет, если вообще удастся его вернуть. Теперь же, снова оказавшись в Бель-Хейвене, это оказалось не так просто.
Портившие его лицо синяки и ссадины значительно поблекли. Больше всего остального лицо омрачала усталость. Он улыбнулся ей.
– Рад, что вы, наконец, дома, мадемуазель. Хотелось бы, прежде чем вернусь в Тремазан, перекинуться
