хотела, чтобы они это делали. Она уговаривала их остановиться, но никто ее не слушал. Потом туман потемнел, и вдруг все стали задыхаться, умирать и… и тут я поняла, что везде разбрызгивали совсем не красную краску. Это была к-кровь.
Мири снова уткнулась лицом в плечо Арианн, будто тем самым могла стереть память о кошмаре. Коса ее совсем распустилась, и Арианн нежно расправляла пальцами спутанные пряди светло-золотистых волос.
– Успокойся, мой ангел. Это был лишь дурной сон. Мири повернула голову и сквозь слезы укоризненно поглядела на Арианн.
– Как ты можешь так говорить? – воскликнула она. – Когда знаешь, что бывало в других случаях?
Арианн знала. Кошмары Мири обладали пугающим свойством сбываться. За неделю до смерти Евангелины Шене ей раз за разом снился сон, что мать пропадала в лесу. Потом был странный кошмар о битве фигур на шахматной доске, во время которой черный офицер раскроил голову белому королю. Вскоре после этого король Франции Генрих погиб во время турнира – обломок копья одного из его рыцарей пронзил ему глаз.
Но Арианн держала свои тревоги при себе.
– Может быть, теперь это будет не больше чем странный сон.
Мири покачала головой:
– Нет, не будет. Я всегда могу сказать, когда кошмар дурной и будет повторяться вновь и вновь, пока не случится что-то ужасное. – Она отчаянно вцепилась в ночную сорочку Арианн. – Помоги мне, Эри. Скажи, что означает мой сон, и, может быть, на этот раз мы сможем его остановить.
Арианн беспомощно посмотрела на сестру:
– Миленькая, я не знаю. Я никогда не обладала способностью толковать сны.
– Тогда сделай, чтобы он прекратился. Мама умела останавливать, по крайней мере, до конца ночи. Она гладила пальцами по лбу, и дурной сон уходил.
Мири взяла руку Арианн и, умоляюще глядя широко открытыми глазами, прижала ее к виску.
– Арианн, сделай так, чтобы он ушел. Ну, пожалуйста.
Арианн со щемящим сердцем погладила Мири по лбу.
– Мне ужасно жаль, Мири, – севшим голосом выговорила она, – но я не знаю, как это делать.
У Мири задрожали губы, и она снова, рыдая, уткнулась в плечо Арианн.
– О-о, Арианн. Я хочу маму.
Арианн, глаза которой тоже были полны слез, крепче прижала к себе сестру.
– Знаю, милая, – прошептала она. – Я тоже.
Арианн встала на цыпочки, чтобы зажечь настенные факелы в потайной мастерской. Красное пламя осветило суровые напряженные черты исполненного решимости лица. На то, чтобы успокоить и уложить спать Мири, ушел целый час. И за все это время, пока она утешала и укачивала сестренку, в душе сформировалось страшное решение.
Возможно, мысль о нем постоянно таилась в голове с того самого дня, когда скончалась мать. Но ей не хватало смелости или, возможно, отчаяния.
Теперь она двигалась быстро и решительно, будто опасалась, что если на секунду поддастся сомнению, то передумает. Пододвинув стремянку, поднялась к самой верхней полке и, смахнув паутину, достала черные свечи, медный тазик и книгу, содержание которой было настолько зловещим, что на ней даже не было заглавия.
Евангелина Шене много раз подумывала о том, чтобы сжечь этот том в кожаном переплете, но никак не могла решиться, возможно, из уважения к памяти своих предков. Но мать всегда подчеркивала, что книгу следует считать не более чем фамильной ценностью, частью истории их рода. О темном содержании этих страниц никогда нельзя было справляться.
– Прости меня, мама. – Арианн стерла пыль с растрескавшейся кожаной обложки, – но я не знаю, что еще мне делать.
Трясущимися пальцами она листала пожелтевшие пергаментные страницы, пока не нашла то, что ей нужно. Заторопилась с приготовлениями, наполнила водой тазик, зажгла черные свечи. С бешено бьющимся сердцем достала небольшую железную кадильницу и зажгла благовония.
Она не знала получится ли, но продолжала работать без передышки, не оставляя времени на раздумья. Мастерская скоро наполнилась сладковатым пьянящим дымом благовоний. Составила нужные пропорции сушеных трав и вина, потом добавила последний ингредиент – кусочки необычного дикого гриба, растущего в глубине острова Фэр, и принялась толочь пестиком в ступке.
Приготовила зелье и, мгновение, помедлив, сделала большой глоток. Смесь оказалась такой противной и горькой, что она поперхнулась, испугалась, что ее вырвет, но каким-то чудом ей удалось проглотить снадобье.
Потом часто, возбужденно дыша, стала ждать. Действие было почти моментальным: жар, подобно темному дыму, казалось, медленно вился вверх из глубины желудка, проникая в мозг.
Голова закружилась, и на мгновение показалось, что мастерская наклонилась и пошла кругом. В глазах потемнело, и, чтобы устоять, она ухватилась за рабочий стол. Как раз в тот момент, когда она испугалась, что теряет сознание, зрение прояснилось и все обрело резкую четкость.
Дрожь в руках прекратилась, и Арианн вдруг ощутила спокойствие, исполненное почти опьяняющей силы. Она передвинула черные свечи, так что язычки пламени отражались на потемневшей поверхности воды в тазике.
Арианн закрыла глаза и крепко обхватила себя руками. Суеверные люди думали, что ведьмы околдовывают, произнося необычные заклинания, но Арианн всегда знала, что настоящая магия исходит от
