Вероятнее всего, Магистрат не позволит нам сражаться по трем веским – для них – причинам: 1) мы – женщины, 2) мы – женщины, 3) мы – женщины.
Все в Ориссе знают о маранонской страже, но почти никто не знает многого – кроме разве очевидного факта, что все стражницы – женщины. Мы являемся элитным подразделением, история которого уходит далеко в глубь забытого прошлого города. Обычная численность стражи – пятьсот душ, но в военное время наш состав удваивается. Мы поклоняемся и служим Маранонии, богине войны. Мы не принимаем мужчин в наши ряды, тем более что для большинства из нас это не большая потеря. Я не одинока в своем пристрастии к женской компании и женской любви. И кроме того, в цивилизованном мире, в котором мы живем, стража – единственное убежище для тех женщин, кто не хочет быть женой, матерью или шлюхой. Для тех, кому нужно спать с мужчиной, игра вряд ли стоит свеч.
Я молчала, а Полилло продолжала ворчать. Когда я закончила умываться и оделась, она продолжала обсуждать все ту же тему, как уличная собака, грызущая кость.
– Но они, конечно, разрешат нам маршировать с мужчинами, – настаивала она. – Ведь так, Корайс?
Корайс в очередной раз изящно пожала плечами. Она всегда так отвечала на вопросы, для которых еще не придумала ответа. Она была невысока, тонка, смуглое лицо ее было красиво. Корайс вовсе не была слабой, но ее козырем была скорость, вернее – скорость и хитрость. Только одна я в страже лучше ее владела мечом – и я не хвастаюсь: за все годы моей службы я так и не встретила фехтовальщика, способного одолеть меня.
– Если мы будем маршировать, значит, будем, – ответила я. – Если нет, значит, будем выполнять все, что они прикажут нам. Мы должны быть готовы ко всему.
Мое внешнее спокойствие было напускным. В душе у меня бушевал огонь, как после бокала крепкого вина. Маранонская стража редко участвовала в дальних походах, и это несмотря на то, что стража не раз показывала свою силу, защищая город. Магистрат и воскресители упрямо отказывали на наши многочисленные просьбы дать нам возможность участвовать в боях вместе с нашими братьями. Мы были последним резервом, говорили они нам. Нашей священной задачей было охранять Ориссу. Но любая стражница знала, в чем была настоящая причина – наш пол, который делал нас существами второго сорта – красивыми игрушками, которые следовало беречь, – так думали наши вожди. Полилло гневно топнула ногой.
– Я буду сражаться! – заявила она. – И ни один мужчина в городе не остановит меня!
– Ты поступишь так, как тебе прикажут, – оборвала ее я. – И, если хочешь остаться легатом, оставь свои заявления при себе. Мне не нужны бойцы, раздражающие всех бесконечными речами.
– Да, капитан, – согласилась Полилло, опустив голову. Ее полные губы дрожали. – Но это несправедливо.
Корайс успокаивающе похлопала ее по плечу.
– Почему бы тебе немного не поработать топором? – проговорила она весело. – Мы можем написать на учебных манекенах имена членов Магистрата, и ты будешь развлекаться, отрубая им головы.
Полилло вытерла глаза и улыбнулась. Она легко выходила из себя – иногда это было опасно для окружающих, – но шутка могла так же легко успокоить ее.
– Ты хорошая подруга, Корайс, – сказала она. – Ты всегда знаешь, как развеселить меня.
Но шутки быстро были забыты. Полилло спросила меня:
– Почему бы вам не поговорить со своим братом, капитан? Может быть, он сможет переубедить кого- нибудь из Магистрата?
– Я не люблю пользоваться семейными связями, – ответила я. – Стража победит или проиграет, рассчитывая только на себя.
Полилло нахмурилась, но Корайс дернула ее за локоть и увела. Я закончила одеваться в одиночестве. Времени у меня было достаточно, чтобы успеть добраться до виллы Амальрика, где проходил праздник в честь моей матери. Я надела свою парадную форму: сверкающие башмаки, короткую белую тунику, полированный ремень, на котором висели ножны с мечом и кинжал, поверх туники – плащ золотого цвета, по полдюжине золотых браслетов на руки и широкую золотую повязку на голову. Побрызгавшись апельсиновыми духами, я вставила в уши свои любимые сережки: они были тоже золотыми и украшены драгоценными камнями – левая изображала копье моей богини, а правая – ее факел.
Потом – последний оценивающий взгляд в зеркало. Рассматривая себя, я задумалась, а когда очнулась, то обнаружила, что машинально поглаживаю болтающийся в ухе факел – символ поиска мудрости. Может быть, Полилло была права? Моя гордость не должна стоять на пути гвардии к славе, которой она заслуживала.
«Очень хорошо, – решила я, – поговорю с Амальриком. Если кто-нибудь и сможет заставить шевелиться толстые туши в Магистрате, так это он – мой младший брат».
Город был объят предвоенной лихорадкой. Война еще не была официально объявлена, но людские эмоции опередили формальности. Я ехала по улицам и смотрела на возвышающийся на холме храм Воскрешения. Из трубы над залом заседаний валил черный дым – в этом зале члены Магистрата совещались с воскресителями, ища у них магической поддержки и совета. На рынке люди бешено хватали товары, наполняя мешки и тележки тем, чего, как они считали, скоро будет недоставать. Юные храбрецы шатались по городу верхом и пешком, выкрикивая военные лозунги и глупо хвастаясь, как славно они будут побеждать всякого встречного врага.
Из окон и дверей домов выглядывали красивые девушки, и я не сомневалась, что вскоре большинство из них ускользнет от родительского ока, чтобы встретиться с юнцами до наступления утра. В тавернах было полно народу, на рынке у палаток гадальщиц стояли очереди, а старые ведьмы бросали кости или рассматривали окровавленные органы животных в поисках знамений будущих событий. Из оружейных кузниц доносился непрерывный звон молотов, и я знала, что в подвалах дворца воскресителей кипит такая же горячая работа, волшебники плетут нити заклинаний и заговоров – готовится волшебное оружие. Одного я не могла понять – почему наши вожди занимались обсуждениями, вместо того чтобы приступить к делу.
Как большинство солдат, я фаталистка – что будет, то будет. Я не люблю политиков, потому что они могут красивыми словами скрыть предназначение судеб. Они ведут себя так, словно в жизни есть выбор, когда нужно просто плыть по течению и принимать все, что тебе ниспослано. Если ты видишь перед собой горный перевал, за которым лежит сокровище, можешь быть уверен, что рано или поздно через него пойдут люди с жадностью в сердце. Если видишь хорошее место для засады, пусть даже вокруг дикая пустыня, я готова спорить, что кровь там уже была или будет пролита.
