дерюжный мешок.
Когда они поравнялись, Волчок неожиданно повернулся и спросил:
— Ты чем занимаешься?
Парень остановился, в недоумении глядя то на Момоко, то на ее спутника. Он явно не ожидал, что Волчок заговорит с ним по-японски.
— Кукол делаю, — ответил он наконец и перевесил мешок, не переставая с опаской поглядывать на американскую форму.
Момоко следила за Волчком. Тот смерил пария взглядом и снова заговорил с ним приветливо и мягко, как заинтересованный наблюдатель:
— Ты что, кукольник?
Парень покачал головой:
— Нет, плотник.
— А, понятно, а там у тебя что? — Волчок с улыбкой указал на мешок.
Парень явно испугался. Он тут же снял мешок и с поклоном развязал его:
— Мои куклы. Я их отношу лоточникам на продажу.
Волчок наклонился и заглянул в мешок. Момоко отвернулась.
— А можно посмотреть?
Парень радостно закивал и тут же вытащил куклу. Волчок залюбовался на раскрашенное личико, светло-зеленое кимоно, с восхищением разглядывал механизм, мастерски сделанный из старых жестянок и деревяшек.
— Смотри, какая красивая, — обратился он к Момоко по-английски.
Она сухо кивнула, едва взглянув на куклу.
— Может, купим? — предложил Волчок.
— Как хочешь.
— А ты-то хочешь?
Момоко пожала плечами.
— Ну и отлично, значит, купим. Он будет доволен. К тому же здесь холод собачий, — Волчок снова обернулся к пареньку, который с возрастающей тревогой прислушивался к их беседе. — Сколько стоит?
Озабоченность торговца тут же сменилась улыбкой, он быстро прикинул цепу и поспешно добавил:
— Это особая цепа, специально для вас, на улице они стоят намного дороже. — Взял деньги, аккуратно пересыпал их в кошелек, потом забрал у Волчка куклу и перевернул вверх тормашками, — Позвольте я вам покажу.
Под платьем оказался ключик. Раздались резкие звуки нехитрой народной песенки. Паренек закинул мешок на плечо и исчез в лестничном пролете.
Они пришли домой. Момоко молча глядела, как Волчок расстегивает свою отутюженную армейскую рубашку. Потом спросила:
— Ты зачем это сделал?
— Что?
— Зачем допрос ему учинил?
Волчок уставился на нее в недоумении:
— Ты не находишь, что это отдает мелодрамой?
— Называй, как хочешь.
Некоторое время он молчал, а потом заговорил возмущенно и слегка обиженно:
— Мне было интересно. Я просто хотел посмотреть, и ему это было приятно.
— Ты думаешь?
— Конечно. Да что это с тобой такое?
— Что-то не заметила я, чтобы ему было особенно приятно.
— Ну, — ответил Волчок, стягивая носки, — и все же было. Не забывай, я из семьи лавочников. У меня это все в крови. Мы с ним отлично поняли друг друга.
Он снял майку и кинул ее на стул.
Момоко посмотрела на гладкую, белую кожу его предплечий, на рассыпанные по плечам и шее веснушки, на светло-коричневые завитки на груди. Волчок расстегнул ремень, скинул брюки и теперь стоял перед ней совсем голый. Да он же просто мальчик, подумалось ей. И стоило поднимать столько шуму? Просто мальчик с молочно-белой кожей, которого она пустила к себе в постель.
Потом они лежали, сонно прижавшись друг к другу под одеялом, и Момоко снова повторила, уже мягче:
— И все-таки ты учинил ему допрос. Даже если сам того не заметил.
— Да я же сказал, я хотел посмотреть, что у него там в мешке.
Момоко усмехнулась:
— Кот в мешке?
— Ты знаешь, о чем я, — засмеялся Волчок и поглядел на стоявшую у стены раскрашенную куклу. — К тому же она правда очень красивая. — Он обернулся к Момоко. — Нy ты разве не рада, что мы решили посмотреть?
Она кивнула и погладила его по руке.
— Я ее тебе дарю, — добавил Волчок.
Момоко скользнула пальцем по веснушчатым плечам. И не переставала чувствовать легкие пожатия, будто кто-то другой держит ее свободную руку.
Волчок проснулся первый. Момоко спала рядом, откинув голову на подушку. Наконец он хоть наглядится на нее вволю. Было даже немножко совестно — хотя он и любовник, а подглядывать некрасиво. Вконец завороженный, Волчок не удержался и осторожно погладил ее по щеке. Только бы не разбудить. Нет, вроде не проснулась, только зашевелилась сквозь сон. И вдруг Момоко слегка замотала головой и забормотала что-то бессвязное. Никак не разобрать. Может, еще повторит? Но нет, Момоко снова затихла и погрузилась в прежнее глубокое забытье.
Волчок же, напротив, вполне очнулся от сна. Теперь он смотрел на Момоко совсем другими глазами. Он так и не понял, что она такое пробормотала. Ему было не разобрать едва уловимый шепот, но он был уверен, она кого-то звала. Но кого? Подругу? Родителей? Тень из прошлого, незабытую, вновь и вновь приходящую во сне? Быть может, бывшего любовника?.. «Любовника», — подумал Волчок, и тотчас образ юноши в летнем костюме вновь предстал перед ним. Они улыбались на том снимке, улыбались как друзья или как любовники?
И зачем убирать со стены фотографию просто старого друга?
Волчок понимал, насколько глупы, даже нелепы подобные рассуждения, но случайная догадка перестала быть праздной игрой ума и крепко засела в голове. Минуту назад он вглядывался в лицо спящей девушки, а теперь напряженно вглядывался в ее прошлое. Она никогда не рассказывала о своих прежних связях, да и Волчок знал, что это не его дело. Л теперь вдруг понял: конечно, у Момоко уже были любовники. Но в конце концов, какая разница, ведь это прошлое. И все же Волчок не мог перестать думать о других мужчинах, которые тоже ласкали эти плечи и ноги, не мог не видеть, как чужие руки скользят по изгибам ее тела. Она ведь первая начала, первая откинула непослушную прядь с его лба, первая погладила его по щеке… Конечно, ей не впервой прибегать к таким любовным уловкам. У нее были мужчины. Конечно были. Это было как первый поворот ножа промеж ребер, под самое сердце, как первое предупреждение о том, что ему, возможно, не стоит рассчитывать на всю полноту ее любви.
Волчок вздохнул в темноте. Он был зол на себя. И что дальше? Какой же он идиот. Ну, был у нее кто- то. Что из того? Ему на это наплевать. И Момоко тоже. Тоже? Волчка вновь охватила прежняя тревога. А почему она шепчет чье-то имя? Значит, думает о нем? Волчок мотнул головой, будто пытаясь стряхнуть закравшееся в его мысли дьявольское наваждение. Он же был счастлив. Ему безумно повезло. Волчок с улыбкой поглядел на свисавший с потолка абажур из рисовой бумаги. Пусть шепчет все, что угодно. Все его дурацкие мысли растворились в лунной тишине спящего города. Он сам сделался как лунатик — немудрено, что в голову лезет всякий бред. Лучше просто повернуться на бок и любоваться на спящую Момоко. И надо
