смерти Мономаха Киев достался не братьям его, а сыновьям и обратился, таким образом, в семейную собственность Мономаховичей. После старшего сына Мономаха, очень способного князя Мстислава…
— Ух! — тихо произнес Лори и при этом его всего передернуло.
— Простите? — спросила Мышь, нахмурившись, но очень учтиво. — Вы, кажется, изволили что-то мне сказать?
— Нет, нет, — поспешно забормотал Лори.
— Мне, значит, показалось, — сказала Мышь. — Итак, я продолжаю: — очень способного князя Мстислава, в Киеве один за другим княжили его родные братья. Пока они жили дружно, их власть была крепка; когда же их отношения обострились…
— В каком отношении? — перебила Утка.
— В отношении их отношений, — ответила Мышь довольно сердито. — Ведь вы же знаете, что такое «отношенье».
— Я-то знаю, — сказала Утка. — Я частенько «отношу» своим детям червячка или лягушонка. Но вопрос в том, что такое отношенье князей?
Мышь на вопрос этот не ответила и поспешно продолжала:
— …обострились, то против них поднялись князья Ольговичи и не раз силою завладевали Киевом. Но Мономаховичи в свою очередь… Как вы себя чувствуете, моя милая? — обратилась она к Ане.
— Насквозь промокшей, — уныло сказала Аня. — Ваши слова на меня, видно, не действуют.
— В таком случае, — изрек Дронт, торжественно привстав, — я предлагаю объявить заседание закрытым, дабы принять более энергичные меры.
— Говорите по-русски, — крикнул Орленок. — Я не знаю и половины всех этих длинных слов, а главное, я убежден, что и вы их не понимаете!
И Орленок нагнул голову, скрывая улыбку. Слышно было, как некоторые другие птицы захихикали.
— Я хотел сказать следующее, — проговорил Дронт обиженным голосом. — Лучший способ, чтобы высохнуть, — это игра в куралесы.
— Что такое куралесы? — спросила Аня — не потому, что ей особенно хотелось это узнать, но потому, что Дронт остановился, как будто думая, что кто-нибудь должен заговорить, а между тем слушатели молчали.
— Неужели Вы никогда не вертелись на куралесах? — сказал Дронт. — Впрочем, лучше всего показать игру эту на примере.
(И так как вы, читатели, может быть в зимний день пожелали бы сами в нее сыграть, я расскажу вам, что Дронт устроил.)
Сперва он наметил путь для бега в виде круга («форма не имеет значения», — сказал он при этом), а потом, а потом участники были расставлены тут и там на круговой черте. Все пускались бежать, когда хотели, и останавливались по своему усмотрению, так что нелегко было знать, когда кончается состязание. Однако после получаса бега, вполне осушившего всех, Дронт вдруг воскликнул:
— Гонки окончены!
И все столпились вокруг него, тяжело дыша и спрашивая:
— Кто же выиграл?
На такой вопрос Дронт не мог ответить, предварительно не подумав хорошенько. Он долго стоял неподвижно, приложив палец ко лбу (как великие писатели на портретах), пока другие безмолвно ждали. Наконец Дронт сказал:
— Все выиграли и все должны получить призы.
— Но кто будет призы раздавать? — спросил целый хор голосов.
— Она, конечно, — сказал Дронт, ткнув пальцем на Аню. И все тесно ее обступили, смутно гудя и выкрикивая:
— Призы, призы!
Аня не знала, как ей быть. Она в отчаянии сунула руку в карман и вытащила коробку конфет, до которых соленая вода, к счастью, не добралась. Конфеты она и раздала в виде призов всем участникам. На долю каждого пришлось как раз по одной штуке.
— Но она и сама, должна получить награду, — заметила Мышь.
— Конечно, — ответил Дронт очень торжественно.
— Что еще есть у Вас в карманах? — продолжал он, обернувшись к Ане.
— Только наперсток, — сказала она с грустью.
— Давайте-ка его сюда! — воскликнул Дронт.
Тогда они все опять столпились вокруг нее, и напыщенный Дронт представил ее к награде:
— Мы имеем честь просить вас принять сей изящный наперсток, — сказал он, и по окончании его короткой речи все стали рукоплескать.
Это преподношение казалось Ане ужасной чепухой, но у всех был такой важный, сосредоточенный вид, что она не посмела рассмеяться. И так как она ничего не могла придумать, что сказать, она просто поклонилась и взяла из рук Дронта наперсток, стараясь выглядеть как можно торжественнее.
Теперь надлежало съесть конфеты, что вызвало немало шума и волнения. Крупные птицы жаловались, что не могли разобрать вкуса конфеты, а те, которые были поменьше, давились, и приходилось хлопать их по спине. Наконец все было кончено, и они опять сели в кружок и попросили Мышь рассказать им еще что-нибудь.
— Помните, Вы рассказ обещали, — сказала Аня. — Вы хотели объяснить, почему так ненавидите С. и К., — добавила она шепотом, полубоясь, что опять Мышь обидится.
— Мой рассказ прост, печален и длинен, — со вздохом сказала Мышь, обращаясь к Ане.
— Да, он, несомненно, очень длинный, — заметила Аня, которой послышалось не «прост», а «хвост». — Но почему вы его называете печальным?
Она стала ломать себе голову, с недоумением глядя на хвост Мыши, и потому все, что стала та говорить, представлялось ей в таком виде:
