Странно, но я по-прежнему не считала аборт чем-то недопустимым. Наши поступки и ответственность сугубо индивидуальны, и невозможно предугадать или до конца понять, какое решение потом заставит нас ликовать или казниться.
Я подошла к лодке, то есть к карнавальной маске, когда Пепси уже залезал в нее. Теперь маска молчала, но вжатое в песок лицо продолжало широко улыбаться. В ней располагались несколько деревянных ящиков с едой и пластмассовыми бутылями, в которых, наверное, была питьевая вода.
Пепси обустраивал наше плавсредство. Хотя все было в идеальном состоянии — дерево натерто до блеска, — внутри маска выглядела как самая обычная гребная лодка, которую берешь на воскресные полчаса на станции проката в Центральном парке. Только Бриннское море — это вам не озеро, оно простиралось до горизонта, и, согласно моим прикидкам, мы-должны были провести на воде как минимум целую ночь.
— Мам, у нас есть парус, но можно поймать течение. Оно само отнесет нас от берега.
— Пепси, откуда ты все это знаешь?
Он пожал плечами и улыбнулся, а на лице его ясно читалось: не приставай, мам, знаю, и все.
— Мистер Трейси, вы дождетесь нашего возвращения?
— Если найдете Кость, то да.
Далеко позади тишину нарушили приглушенные раскаты грома. Обернувшись, мы увидели там, где совсем недавно проходили, столбы густого черного дыма, уродливые мазки на фоне неба.
— Конец кошкам, — констатировал Марцио и посмотрел на мистера Трейси. — Кошкам, идеальным ископаемым и пресноводным колодцам.
Верблюд медленно опустился на колени и замер. Мистер Трейси неотрывно разглядывал столбы дыма.
— Кошкам, новой музыке и запотевшему стеклу. Их не осталось. Как и многого другого. Пепси, тебе нужно поторопиться.
Навалившись на борт, мы сдвинули лодку к воде. Море недобро волновалось, кипело пенными барашками. Подкидывая на волнах, течение отнесло нас от берега, а животные глядели нам вслед. Стоило поднять коричневый парус, тот один раз хлопнул и наполнился ветром. Сын сидел на руле и правил с уверенностью старого морского волка. Он не переставал удивлять — своими талантами, интуицией, волшебством. Зачем надо было перекладывать кроличью звезду? Откуда Пепси знал, как сделать так, чтобы тело Фелины исчезло? По какой карте он ориентируется в море?
— Пепси, а что, если бы ты родился в моем мире?
— Мей была бы моей сестрой, — ответил он, избегая моего взгляда.
— Это понятно, а что еще? Как сложилась бы твоя жизнь — тебе и это известно?
Он помотал головой, продолжая смотреть в море. — Пепси, не отворачивайся. Ты меня ненавидишь?
— Ты же моя мама, с чего мне тебя ненавидеть? Ты здесь, чтобы помочь мне. Ты мой лучший друг! О'кей, смотри, вон там, видишь остров? Он называется Аис. Видела бы ты, что там!
Я посмотрела на остров Аис и задумалась, что в нем такого, что он означает. Может, для кого-то он — как для меня Рондуа? Или это просто клочок земли посреди розового океана, где скалы плачут, а облака молча караулят железный скот, блеющий по-человечьи?
Рондуа. В этом мире я могу кое-что изменить — могу вызволить своего ребенка из Города Мертвых. Но что потом (и будет ли у нас «потом»)? Да и разве возможно что-то менять, когда знаешь так мало и при каждой встрече с чем-то новым или незнакомым чувствуешь себя абсолютно глупой и слабой?
— Вроде приплыли, мам! Точно, приплыли. Получилось! Мам, посмотри вниз. Прямо в воду. Там все видно!
День медленно подошел к концу, только солнце почему-то не спешило уйти за край земли. Заговорившись, я не обратила внимания, как море из полностью розового стало темно-фиолетовым и золотистым с примесью огненно-оранжевого — словно радужная нефтяная пленка на поверхности лужи.
Вначале я поразилась только цветовой метаморфозе, но потом сделала, как говорил Пепси, — перегнулась через борт и глянула вниз. Господи боже, внизу — земля! Зеленая, бежевая и контрастно- синяя, словно смотришь из самолета, летящего на большой высоте. Но синева означает воду… и только тогда я поняла, что Бриннское море — это вовсе не море, а небо. Наша карнавальная шляпа, она же лодка, медленно плыла по закатному небосклону. Вместо того чтобы любоваться закатом снизу, мы парили в переменчивом сумеречном свете на высоте многих миль над поверхностью… даже не догадываюсь чего. Вряд ли Земли.
Я постаралась, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее:
— Пепси, где мы?
— Мам, нужно поторопиться. Лучше сядь.
Ветер, благоухающий гвоздикой и апельсинами, ровно нес нашу лодку по темнеющему воздушному океану. Вокруг резвились рыбы, выкрикивая собственные имена, которые я и так знала: мудрагора, кукуроза, ясмуда. Следом появились красные рыбы — они выпрыгивали из воды и на некоторое время превращались в огромных волков. Я тут же вспомнила рассказы Фелины о происхождении ее предков — при виде летучих волков, разбрызгивающих крупные капли, боль потери резанула особенно остро. Больше часа нас сопровождала стая чисто белых дельфинов, и наше потешное плавсредство держалось с ними вровень. Их предводительницу звали Уллой; прежде чем распрощаться, она вскинула нас на спину цвета слоновой кости и подвезла с ветерком.
Я помню все. Это чистая правда, и я никогда этого не забуду. Стоит мне закрыть глаза, как я снова чувствую аромат розового моря, гвоздики и апельсинов.
Много часов спустя, когда наступило затмение, ветер совсем стих и звезды как одна погасли. Движение наше стало замедляться, замедляться… Нос нашей маски во что-то ткнулся, громко стукнув, — в маленький каменистый островок.
— Ага! Приплыли, мои мореходы. Очень хорошо. Добро пожаловать, гости дорогие, как раз вовремя. Минуточку, сейчас включу свет. Давайте-ка на берег.
Тихий плеск воды о борта лодки был заглушён чирканьем спички. Затем последовало медленное жутковатое шипение, запахло пропаном, и во тьме затеплился огонек газовой лампы.
— Каллен, вы у нас вегетарианка, для вас я сделал пару сэндвичей с сыром и помидорами. Не возражаете? А для Пепси бутерброды с арахисовым маслом и джемом. Настоящее американское арахисовое масло, между прочим! Давайте сперва поедим, а потом можно и поболтать. Совсем заждался вас в этой темноте…
Радушный хозяин вручил нам сэндвичи, плотно обернутые алюминиевой фольгой.
— Каллен, с Пепси мы уже знакомы. Но вы меня наверняка забыли. Мы так давно не виделись. Меня звать Дефацио.
На нем были туфли для гребли, джинсы и белый спортивный свитер. Мужчина лет пятидесяти, не больше; стрижка «под ежик»; на лице — выражение усталого служащего среднего звена, который возвращается по окончании рабочего дня в свой пригород и зашел в вагон-бар пропустить рюмочку-другую: неприметный, владелец микроавтобуса с бортами под дерево, Дом заложен, постоянный стресс.
— В самую точку, Каллен! Я — один из миллиона людей в серых фланелевых костюмах. Беспомощен — но от рюмки до рюмки умудряюсь улыбаться во весь рот. Да, чтобы все было честно, спешу предупредить: я умею читать мысли. Ну-ну, не пугайтесь, это все равно не важно. Еще по сэндвичу? Нет? Ну ладно, тогда, пожалуй, приступим. У меня есть четвертая Кость. Собственно, прямо здесь. Минуточку…
Порывшись в белой полотняной сумке, он извлек нечто черное и круглое, напоминающее бейсбольный мяч.
— Странно выглядит, правда? — Он покатал Кость в ладони. — Если хотите, она ваша. Забирайте и отправляйтесь на все четыре стороны… Ой, какое удивление! Вы что, думали встретить огнедышащего дракона? Нет, это совершенно не обязательно. И так уже вон сколько вас по волнам носило в этой смехотворной лодчонке. Наверное, хватит на сегодня приключений, а?
Должно быть, лица наши выражали крайнюю степень недоверия, потому что он широко улыбнулся и покачал головой:
