пальцем на колокольчик, все так же стоявший между ними в центре стола.
— Ты о чем?
— Сам увидишь, что тогда произошло. Это пойдет тебе на пользу, Винсент. Возьми колокольчик.
Он послушно поднял колокольчик со стола. И в следующее мгновение очутился в другом ресторане. За столиком он был один. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать случившееся и оглядеться. Поняв, что находится в Вене, он снова впал в ярость. Неподалеку от него за столиком сидела Изабелла с каким-то типом. Они оживленно беседовали, и он держал ее за руку, глядя ей в глаза призывным взглядом. В воздухе пахло свежевыпеченным хлебом и кипящим оливковым маслом. Отовсюду доносилась немецкая речь, из динамиков лился голос Паваротти[6], посетители поглощали изысканные блюда итальянской кухни, и серебряные ножи и вилки тихонько позвякивали, соприкасаясь с тонким фарфором тарелок.
Этрих следил за каждым движением героя-любовника, который только и делал, что бросал на Изабеллу пламенные взоры, призывно улыбался, многозначительно сдвигая брови к переносице. Манеры его были нарочито сексуальны, но, хотя Изабелла и позволила ему взять себя за руку, это решительно ничего не значило. В ее слегка сощуренных глазах Этрих без труда читал бескомпромиссное «нет». И скупая принужденная улыбка говорила о том же. Кажется, она упоминала, что имя этого парня Берн? Судя по тому, как у них развиваются события, он вот-вот получит отставку. Бедный Берн.
«Звезда морей» — небольшой ресторан с уютным залом причудливой формы, где всегда жарко натоплено. Вдоволь насмотревшись на Изабеллу, Этрих принялся разглядывать остальных посетителей. Пса он заметил не сразу. Неподвижность, в которой тот застыл, была столь величественной, что Этрих сперва принял его за неодушевленный предмет. Он не знал, что это за порода, но смотрелся пес просто потрясающе. Не меньше полутора метров в длину, этот монстр смиренно возлежал у ног своего хозяина. Голова его размером с кузнечную наковальню покоилась на гигантской передней лапе, а умные печальные глаза, казалось, не упускали ничего из происходившего вокруг. В собаке безошибочно угадывалась личность. Она наверняка обладала интеллектом, недаром при виде нее Этриху вспомнились и греческие мифы, и персидский эпос.
Интересно, кто же отважился держать такого зверя у себя дома? Этрих перевел взгляд на пожилую чету. Пес лежал у ног маленького тщедушного старичка. Что же станет делать этот божий одуванчик, если собаке во время прогулки придет в голову помчаться за кем-нибудь вдогонку?
Этрих снова повернулся к Изабелле. Она смотрела в его сторону, но, казалось, вовсе его не замечала. Быть может, очутившись здесь, в недалеком прошлом, он стал невидимкой? И вообще, хотелось бы знать, каковы правила той игры, в которую она его втянула? Что, если вместо него она сейчас видит кого-то другого? Возможно, поэтому во взгляде ее так явственно читается равнодушие. Этриха это нисколько не задело. Он испытывал одно лишь любопытство. С того вечера, когда он заметил татуировку на шее Коко, Винсент смиренно принимал все сюрпризы, которыми его одаривала взбесившаяся Вселенная. И если ей было угодно поместить его в венский ресторан итальянской кухни, где любовь всей его жизни взирает на него так, словно он — корзинка для хлеба, что ж, значит, так тому и быть. Ему надлежит расслабиться и невозмутимо ждать дальнейшего развития событий.
— Изабелла! — Берн произнес: «Иез-а-бэлла». Она подняла глаза и в упор взглянула на своего спутника. Этрих с радостью убедился, что выражение ее лица осталось прежним.
— Да?
Берн изъяснялся, на удивительно красивом, благозвучном верхненемецком. Голос у него был совсем как у диск-жокея с молодежной радиостанции. Улыбнувшись, он потупился, словно собирался открыть ей какую-то тайну, для чего непременно следовало прервать визуальный контакт.
— С первой минуты знакомства мы только и делаем, что разговариваем, но до сих пор у меня не хватало смелости открыть тебе мои сокровенные мысли и чувства. Сейчас я попробую это сделать.
— Не стоит! — Она решительно высвободила руку. Ее слова и жест привели его в некоторое недоумение.
— Но почему? Почему?
— Потому что я не затем сюда пришла, Берн. Я думала, это ясно без слов. Ну то, что я ни о чем таком даже не помышляла.
— А именно?
— А именно — о том, что у тебя на уме. Ничего не говори. Я не желаю слушать.
Она нахмурилась, и кожа на ее лице вдруг словно бы стала жестче, как будто ее сковало льдом. Этрих не раз был свидетелем подобного. Это означало, что она закрылась для контактов, для разговоров, для выяснения отношений. Любой на месте Берна без труда мог бы прочитать в ее глазах, в застывших чертах лица приговор, который она ему вынесла.
Берн оказался не таким уж толстокожим, каким представлял его Этрих по описанию Изабеллы. Он понял, что приближается к минному полю, и не на шутку разозлился. Вытянув во всю длину пальцы обеих рук, он приподнял ладони над столом и стал легонько постукивать кончиком ногтя одного указательного пальца по ногтю другого, как будто посылал кому-то сигнал посредством азбуки Морзе. Этот с виду безобидный жест явственно говорил о том, что он собирается с силами для ответного удара.
— Прежде у меня не возникало повода об этом говорить, но теперь придется: я очень люблю одного человека. Я беременна от него, — решительно и невозмутимо произнесла Изабелла. Она просто констатировала факт.
— Беременна?
Указательный палец еще быстрее замелькал в воздухе. Берн перевел взгляд с его кончика на лицо Изабеллы, снова опустил глаза и несколько раз коротко кивнул. Со стороны могло показаться, что он всего лишь соглашается со своей визави. Но кивки продолжались. Как и постукивание ногтя о ноготь.
— Почему же ты мне сразу не сказала?
— Я ведь только что объяснила почему: повода не было. Мы с тобой так приятно проводили время, так интересно беседовали. Для меня этого было вполне достаточно.
— Вполне достаточно? — повторил он, сделав акцент на последнем слове. Его голова и указательный палец продолжали двигаться. Вверх-вниз, вверх-вниз…
— Да. — Изабелла по-прежнему смотрела ему в глаза.
— Это становится интересно. Выходит, у меня сложилось о тебе превратное представление.
— Сожалею, если ненароком ввела тебя в заблуждение на свой счет.
— Я тоже об этом сожалею. Еще как сожалею! — Берн выдавил из себя смешок, больше походивший на кашель.
Если этот тип перейдет от слов к действиям, сумеет ли он, Этрих, его остановить? Наделен ли он возможностью вмешиваться в реальные события? Изабелла еще совсем недавно смотрела прямо на него совершенно безразличным взглядом. Означает ли это, что он невидим и беспомощен?
— Вот теперь я по-настоящему зол. Я очень зол на тебя. — Берн, глядя на свои ладони, медленно сжал одну из них в кулак.
Этрих поднялся из-за стола. И одновременно с ним пес также встал на ноги и сделал шаг по направлению к Берну и Изабелле. Уставившись на Берна, псина угрожающе зарычала. У Этриха по коже пробежали мурашки. Ничего себе рык!
Однако ни один из посетителей ресторана никак не отреагировал на происходящее. Это было тем более удивительно, что рычание пса набирало силу, в нем слышалась теперь жажда крови, готовность немедленно расправиться с врагом. Он поднял голову и, слегка склонив ее набок, оскалил клыки.
Этот монстр мог в любой миг наброситься на Берна, но никто из окружающих даже бровью не повел, никому не пришло в голову его остановить. Даже владельцам опасного животного. Этрих бросил взгляд в их сторону. Старик спокойно потягивал вино, его пожилая спутница с аппетитом ела спагетти с зеленым сыром. Отовсюду доносились негромкий смех, звон бокалов, обрывки разговора. Люди наслаждались обществом друг друга и вкусной едой. Похоже было, что только Изабелла, Этрих и Берн в курсе, что одного из них сейчас разорвут в клочья.
— Энжи, фу, — бесстрастным голосом скомандовала Изабелла.
Пес, однако, не замолчал и не закрыл свою страшную пасть. Десны у него были цвета сырой печенки, а огромные зубы — такими только кости крушить — ослепительно белыми.
