Ему очень хотелось дотронуться до нее, но он сдержался. Не теперь. Прежде надо получить от нее хоть какую-нибудь информацию.
Она перевернулась на спину. Вытянула руки над головой, отчего простыня скользнула вниз, полностью обнажив ее грудь, и сладко зевнула.
— Который час?
Этрих, как ни силился, не мог отвести глаз от ее груди.
— Не знаю. Погоди-ка. — Он нащупал часы на ночном столике. — Девять.
— Неплохо. Я-то думала, мы с тобой после вчерашнего проспим до полудня.
Она подняла на него глаза, в которых читалось: «секс-секс-секс». Английский ее был безупречен, хотя она и говорила с едва уловимым акцентом.
Без всяких усилий, совершенно машинально Этрих придал своему лицу соответствующее выражение, мол, еще бы! За долгие годы своей донжуанской практики Винсент Этрих научился безупречно владеть лицом и при необходимости совершенно автоматически подбирал выражение, приличествующее конкретному случаю. Со временем это умение стало неотъемлемой частью его личности, оно вписалось в его характер настолько, что порой он сам не мог бы определить, является ли чувство, отразившееся на его лице, настоящим или мнимым. Бывало, что ему становилось от этого неловко, но в целом Этрих был собой доволен, в том числе и этой стороной своей натуры.
Некоторое время он безмятежно лежал в теплой постели рядом с обнаженной незнакомкой. Но вдруг она произнесла нечто, разом положившее конец его умиротворенности:
— Не забудь, что сегодня у твоей мамы день рождения.
Давящая тишина навалилась ему на грудь так, что он едва не задохнулся и лишь через минуту нашел в себе достаточно сил, чтобы просипеть:
— Откуда ты об этом знаешь?
— Ну как же, в прошлом году ты позабыл ее поздравить и она очень рассердилась. Ты хоть это-то помнишь?
В прошлом году? Он не был знаком с этой женщиной. Возможно, минувшей ночью он ее познал, что называется, в библейском смысле, но в прошлом году?… Нет, это никак невозможно.
— Как зовут мою мать?
Загадка улыбнулась, не открывая глаз. Лицо ее оставалось спокойным, кожа была гладкой и нежной. Возле правого уха на скуле виднелась небольшая родинка телесного цвета.
— Это игра в вопросы и ответы, да? Что ж, изволь: твою маму зовут Бригитта, отца — Питер. У них двое детей — Винсент и Джудит.
В душе у Этриха, словно стая вспугнутых голубей, взметнулась паника. Дрожащим голосом он спросил:
— Откуда тебе это известно?
Глаза она так и не открыла. Вместо этого высунула язык, дразнясь.
— Откуда? Не ты ли сам мне это рассказал?
Он протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, потом отдернул ее, затем решительно тронул пальцами белую кожу:
— Как тебя зовут?
— Ха-ха, очень смешно.
— Нет, правда. Пожалуйста.
— Винсент, прекрати. Еще слишком рано для дурацких шуток. Давай хоть кофе попьем.
— Какой колледж я закончил?
Она скорчила гримасу:
— Роде, в Мемфисе, Теннеси, и поступил на работу в агентство «Ортпонд» в Сан-Франциско.
Лишь теперь она наконец открыла глаза, собираясь потребовать, чтобы он прекратил эту нелепую игру, которая выводит ее из терпения. Но, взглянув на его лицо, с беспокойством спросила:
— Что с тобой?
— Просто ушам своим не верю! Откуда ты знаешь все это?
— Перестань! Это уже не смешно! — Она с силой оттолкнула его.
Он растерянно помотал головой:
— Кто ты такая?
— Винсент, прекрати немедленно!
На лице его отразилась растерянность. И тут она наконец поняла, что он ее вовсе не разыгрывает.
— Господи Иисусе! — В мгновение ока она очутилась в самом дальнем углу кровати и инстинктивно прижала край простыни к груди. Ведь он повел себя с ней как чужой, а следовательно, не должен видеть ее обнаженной. Она была не на шутку испугана. — Изабелла. Я Изабелла.
Но он снова помотал головой. Это имя ничего ему не говорило.
— О боже! — Она приподнялась на постели, но он не дал ей уйти, удержав за руку. Она громко вскрикнула.
Он тотчас же разжал пальцы.
— Нет, пожалуйста, останься. Я тебя не трону. Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто объясни мне…
Она еще плотней закуталась в простыню и осталась сидеть на кровати.
— Что тебе объяснить? Что происходит? Ты всерьез утверждаешь, что видишь меня впервые?
— Да. — Слово выпало из его рта, тяжелое, как камень.
— А остальное помнишь?
Этрих был благодарен ей за то, что она больше не пыталась сбежать. Он потер лицо обеими ладонями и уверенно произнес:
— Остальное? Конечно. А как же?
— Расскажи.
Он небрежно махнул рукой, словно давая понять: то, что он сейчас скажет, известно всем и каждому.
— Я Винсент Этрих, работаю в рекламном агентстве, мне сорок один, разведен, имею двоих детей.
Изабелла сосредоточилась на одном из перечисленных пунктов:
— Разведен. А почему?
— Ну… — Он придал своему лицу скорбное выражение. — Потому что я не был образцовым мужем. Моя жена славная женщина. Она со многим мирилась, но в конце концов у нее лопнуло терпение и она вышвырнула меня вон.
— Но за что? Объясни, в чем конкретно была твоя вина?
Он с неудовольствием покосился на нее и признался:
— Другие женщины.
— Какая-нибудь конкретная из них?
— Слишком много. Мне следовало бы принять ислам. Тогда я мог бы жениться сразу на нескольких и, возможно, удовольствовался бы ими. Хотя как знать.
Изабелла мало-помалу поняла, что случилось с Винсентом. Но прежде чем сообщить об этом ему самому, ей следовало удостовериться в правильности своей догадки. И она снова стала задавать ему вопросы о прошлом.
Этрих уверенно отвечал на них, а между тем беспокойство в его душе все нарастало. Эта очаровательная незнакомка слишком много о нем знала.
В конце концов Изабелле стало не о чем его спрашивать. И тогда плечи ее печально поникли. Теперь она твердо знала, что не ошиблась. Из памяти Этриха было намеренно удалено все то, что касалось их взаимоотношений. Остальное сохранилось в неизменном виде, лишь она, Изабелла, была стерта без следа.
Разве что… Она выпрямилась, сбросив с груди простыню.
— Ты помнишь свою болезнь?
