Он произнес это вполне дружелюбно, но Китти нахмурилась и процедила:
— Не смей надо мной издеваться, слышишь, Винсент! Не смей этого делать!
Винсент растерянно развел руками:
— Вот уж чего у меня и в мыслях не было! Я ведь просто сказал, что привезу его прямо домой.
— А тебе известно, почему я на этом настаиваю? Потому что знаю, что она здесь. Кое-кто видел вас с ней вечером в аэропорту. Так что ты сейчас, верно, на седьмом небе от счастья, да, Винсент? Скажи, я не помешала вашей утренней идиллии? Прости, если некстати вклинилась со своей дурацкой проблемой!
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Кто мог видеть меня вечером в аэропорту? И с кем, скажи на милость?
Китти помотала головой. Ну нет, больше она не попадется на удочку этого бессовестного лжеца. Теперь-то она знает цену его заверениям. Все это уже давно пройдено, и урок усвоен на всю жизнь.
— По-прежнему надеешься провести меня, да, Винсент? — Вытаращив глаза, она передразнила его: — «Да о чем это ты? С какой же это другой женщиной я мог быть? Как тебе только такое в голову пришло?!»
— Нет, ты, похоже, спятила! О чем ты?!
К счастью для обоих, в этот миг в дверях появился их сын. На ногах у него красовались замшевые мокасины, которые Этрих привез ему на прошлой неделе из Лос-Анджелеса, куда ездил по делам. Джек запрыгал на одной ноге.
— Ну, как тебе, пап? Нравятся?
— Здорово на тебе смотрятся.
Джек подбежал к нему и, подпрыгнув, повис у него на шее.
— Господи, какой же ты стал большой. Скоро, глядишь, я и удержать тебя не смогу и полетим мы оба кувырком на пол.
Джек расхохотался и еще крепче сжал руками отцовскую шею. Этрих покосился на Китти. Та изо всех сил старалась подавить улыбку. Внутри у него все похолодело при мысли о страданиях, которые он ей причинил, разрушив их брак. Он вышел из дому с Джеком на руках и даже не кивнул ей.
Здание больницы поражало великолепием и роскошью. Построено оно было всего три года назад и за время своего существования получило немало призов за рациональное использование внутренних помещений, оптимальное освещение и самую передовую систему вентиляции. Все без исключения предметы обстановки и оборудования новой больницы смело можно было назвать произведениями искусства. Приборы выглядели так внушительно, будто их создали для оснащения какой-нибудь межпланетной станции, отправлявшейся к Юпитеру. Этрих, когда ему случалось здесь бывать, всякий раз удивлялся, что некоторые из пациентов, присоединенных к такому вот сложному агрегату множеством трубок и проводов, в конечном итоге все же умудрялись умирать. Разве возможно, чтобы сложные аппараты, которые следят за малейшими отклонениями в состоянии пациентов, позволяли им уйти на тот свет? И однажды, привезя в больницу Стеллу с приступом аппендицита, он не выдержал и задал этот вопрос доктору Кэпшью.
Кэпшью, парень веселый и добродушный, перегнулся к нему через стол и словоохотливо пояснил:
— Видите эту штуковину у стены, мистер Этрих? Прибор для ультразвуковой диагностики. Улавливает отраженные звуковые волны и посылает их на экран в виде картинки, в которой легко разберется специалист. Стоит около семидесяти тысяч долларов. Но я вам сейчас открою одну врачебную тайну: даже этот прибор не умеет творить чудеса. Как, впрочем, и мы. Врачам свойственно выдавать себя за кудесников, это так льстит нашему профессиональному самолюбию. Но правда в том, что мы просто хорошие специалисты, а не волшебники.
Этрих и его сын, держась за руки, вошли в вестибюль больницы и поднялись на шестой этаж на одном из многочисленных лифтов. Кабина, быстро и бесшумно скользя вверх по стволу шахты, трижды останавливалась на нижних этажах, прежде чем они достигли своей цели. Врачи в белоснежных халатах с какими-то бумагами в руках и со стетоскопами, свисающими с их шей, входили и выходили и все, как один, выглядели так деловито и самоуверенно, что сразу делалось ясно: они — существа непогрешимые. Этрих невольно позавидовал этим счастливцам и остро пожалел, что не выбрал в свое время столь же нужную и важную профессию и обречен теперь дурачить потребителей, убеждая их покупать те предметы, которые ему приказано рекламировать. Вздохнув, он крепче сжал руку сына. Джек тотчас же в ответ стиснул его ладонь своими маленькими пальчиками и улыбнулся, задрав голову вверх. Тут лифт снова плавно остановился. Створки дверей разъехались в стороны, пропуская внутрь двоих темнокожих медсестер. Третья осталась в коридоре, продолжая разговор с коллегами. Этрих взглянул на нее в последнюю очередь, успев прежде детально изучить внешность первых двух, на редкость миловидных. Женщина звучным голосом произнесла:
— Я только хотела предупредить, что мы еще не закончили!
Этрих сперва оценил тембр ее голоса и лишь потом поднял на нее глаза.
— Ну, Мишель, мы уж привыкли, что последнее слово всегда за тобой, — ответила ей хорошенькая сестричка, тряхнув головой.
Женщина, стоявшая в дверях лифта, была крупной, статной негритянкой. Такая способна метнуть ядро за пределы самого большого стадиона. Глаза ее, на миг остановившись на Этрихе, вновь обратились к коллегам. Он был знаком с этой женщиной, он ее помнил. Но откуда? Перед тем как створки дверей сомкнулись, он успел прочитать ее имя на бейджике: Мишель Маслоу.
— Привет, — автоматически произнес он, но лифт уже тронулся вверх.
— Ты чего, пап?
— Да я просто пытаюсь кое-что вспомнить. Не обращай внимания, Джек.
Мучительный вопрос продолжал тревожить его сознание, словно палец с длинным ногтем, вонзившийся в мозг. Он растерянно взглянул на металлические двери и нахмурился. Кто она, сестра Маслоу? Почему он уверен, что знаком с ней? Кто же она такая?
— Простите, не могли бы вы мне подсказать, в каком отделении работает эта сестра? — обратился он к двум сестрам, кивнув в сторону двери.
— Ты ее знаешь, пап?
— Вроде того. — Этрих улыбнулся сыну. Сестричка весело подмигнула Джеку:
— Решили сегодня к нам заглянуть, да? — Встретившись глазами с Этрихом, она без прежней улыбки ответила: — Сестру Маслоу вы найдете на четвертом этаже.
Ее подружка прибавила:
— Это будет нетрудно, ее ни с кем не спутаешь. — И обе наклонили головы, пряча усмешку.
— Благодарю вас.
— А откуда ты ее знаешь, пап?
— Понятия не имею. Просто знаю, и все.
Сестра не удержалась от вопроса:
— А вы случайно не лежали у нас в отделении интенсивной терапии?
— Господи, нет! — произнес он, поеживаясь.
— Она ведь как раз там и работает.
Странные события на этом не закончились. Ведя Джека по длинному коридору к кабинету доктора Кэпшью, Этрих увидел возле стены фонтанчик с питьевой водой. Он твердо знал, что во время предыдущих посещений больницы никогда не пытался пить из него и одновременно помнил с совершенной отчетливостью, что как-то однажды уже пил из такого фонтанчика. Он тогда понятия не имел, как эта штука выключается, и из-за этого пустякового затруднения вдруг ощутил себя слабым, глупым и никчемным. И чуть было не расплакался. Он был тогда так болен, что прислонился к стене, чтобы не упасть. Болезнь его была очень тяжелой. Это он тоже вспомнил. Но когда же, черт побери, все это с ним происходило? Мысли его начали путаться. В том, что он пережил наяву, а не во сне все события, ожившие сейчас у него в памяти, сомнений быть не могло.
И еще он вспомнил, как собственное тело подло предало его. А ведь до этого оно прикидывалось верным, надежным другом, который никогда не подведет. И он в ответ окружал его неустанной заботой: старался высыпаться, посещал тренажерный зал, ел здоровую пищу. Ему пришло на память, как он вслух упрекнул свой организм в неблагодарности: «За что же ты со мной так, а? Как ты мог все это допустить?» Ведь тело грубо нарушило их священное соглашение — оно перестало бороться за него, оно больше не
