небольшими паузами.
— Каждый человек хоть раз в жизни непременно видит во сне собственную смерть во всех деталях. Но за всю жизнь мы видим примерно двадцать пять тысяч снов и так редко угадываем, какие из них вещие. Ну подумаешь, еще один кошмар приснился. Поскорей забыть его, перевернуться на другой бок и постараться снова заснуть. Вот и все, что приходит нам в голову. А потом он стирается из памяти.
— Откуда тебе это известно, Изабелла?
— Я сразу поняла, что это был за сон, когда он мне приснился. Сразу.
— Но как? Откуда тебе было знать, что сон о твоей смерти — пророческий?
— Понятия не имею.
Коко потрясла в воздухе ладонью так, как будто хотела остудить ее.
— Это впечатляет. Никогда не слыхала ни о чем подобном, а ведь мне много чего рассказывали, поверь.
Изабелла принялась за ветчину.
— Возможно, иногда совсем неплохо быть немного не в себе.
— Еще бы! Расскажешь мне сон?
— Нет. Теперь моя очередь спрашивать.
Тут Коко вдруг проделала нечто неожиданное: схватила чашку Изабеллы и одним глотком выпила весь чай. Вытерев рот тыльной стороной ладони, она кивнула:
— Валяй.
— Откуда ты?
— Из чистилища.
— Так оно существует?
— Оно совсем не такое, каким его представляют себе люди, но в принципе их представление тоже вполне сгодится.
— Так, значит, есть и рай и ад?
Коко помотала головой:
— Нет. Только жизнь, смерть и чистилище. Люди придумали рай и ад и сильно осложнили этим свою жизнь. Ты когда-нибудь встречала по-настоящему хорошего человека, который считал бы себя достойным посмертного вознесения в рай? Ведь нет, признайся. Каждый уверен, что проклят за свои прегрешения.
— Так как же все это устроено?
Простота вопроса пришлась Коко по душе. Всего шесть слов!
Вдруг Изабелла, переменившись в лице, слабо вскрикнула и поморщилась, как если бы ее внезапно ударили под ложечку. Тело ее пронзила резкая боль. Она откинулась на спинку стула и непроизвольно приоткрыла рот. Дышать она не могла.
Коко сразу поняла, что с ней случилось. Она придвинула к ней свою чашку с чаем:
— Выпей быстрей.
Изабелла, вперив в нее остановившийся взор, едва нашла в себе силы, чтобы подчиниться. Стоило ей сделать всего один глоток, как боль утихла. Трясущейся рукой она отняла чашку от губ.
— Что же ты? Выпей все до капли. Так будет вернее.
Пережитая боль была такой сильной, что едва ее не спалила. Еще немного, и она превратилась бы в горстку пепла.
— Что это было? — с трудом выдавила она из себя.
— Моя оплошность. Я пила из твоей чашки, и мне следовало сразу передать тебе мою. Прости. Ты пострадала по моей вине.
По виду Изабеллы нетрудно было догадаться, что она ничего не поняла. Коко терпеливо продолжила пояснения:
— Отпив из твоей чашки, я получила возможность вести разговор о сложных материях на понятном тебе языке. Иначе ты не разобрала бы моих слов.
— А какой твой родной язык?
— Я ведь уже говорила, что явилась сюда из чистилища. Находясь в вашем мире, я ему не принадлежу.
Изабелла, указав на нее пальцем, осторожно предположила:
— Так это не ты?
— Это всего только малая часть меня. — Она подняла вверх большой палец. — Точно так же, как, к примеру, любой из твоих пальцев является лишь частью тебя.
— А остальное? Ты не могла бы показать мне себя всю, целиком?
— Нет, даже пытаться не стоит. Ты пока не в состоянии этого постичь, понимаешь? Только когда твоя жизнь кончится… Для того и существует чистилище. Там учатся пониманию и постижению.
— Почему на меня вдруг обрушилась эта боль?
— Твоя душа оказалась переполнена чужеродной информацией. Ну… Чтобы тебе было понятнее… Предохранитель перегорел. В тебя были загружены данные, которые ты не смогла усвоить и обработать. Жесткий диск у тебя маловат оказался. Пригубив из моей чашки, ты поднялась на другой уровень. Теперь все в порядке. Мы можем продолжать. Тебе ничто не угрожает.
— Так как же все это устроено?
Коко стала загибать пальцы:
— Жизнь. Потом чистилище. Потом смерть. Люди думают, что умирают, когда жизнь кончается. Ничего подобного. Сначала им приходится побывать в чистилище и там усвоить, что такое смерть и как им обрести в ней свое место.
— Выходит, чистилище — это что-то вроде школы?
— Да, в некотором смысле.
— Значит, умерев, все отправляются учиться?
— Оставив позади жизнь, все попадают в школу, совершенно верно. — Коко подозвала проходившего мимо официанта и заказала еще чаю.
— Так где же я побывала, когда отправилась за Винсентом?
— В чистилище.
— Но я отчетливо все помню. Очень похоже на наш мир. Очень.
— Совершенно верно. Это специально так устроено для новоприбывших, чтобы они попадали в привычную обстановку. Но чем дольше ты там находишься, тем заметней все меняется.
— А смерть? Что это такое?
— Смерть — это мозаика. Она — мозаика.
Официант подал им чай. Ответ Коко глубоко разочаровал Изабеллу, и она не сумела этого скрыть.
— О чем ты?
— Ты строишь свою жизнь, а потом она заканчивается. Но что происходит с существом по имени Изабелла, которое ты создала? Исчезает ли она, когда твои глаза закрываются навек? Это было бы бессмысленно, согласись. С какой стати вся энергия, накопленный опыт, развитое воображение обратились бы в ничто? Семьдесят лет развития вдруг в одно мгновение исчезли бы в никуда? — Улыбнувшись, она прибавила: — В том числе вкус перца или… карандаша.
Изабелла, слушавшая ее с напряженным вниманием, улыбнулась.
— Винсент вечно надо мной смеется, когда я грызу карандаши, а я не могу избавиться от этой привычки.
— И от души перчишь свою еду.
— Откуда ты это знаешь?
— От него.
— Он много обо мне рассказывал?
— Нет. И всегда только хорошее, никакой критики. — Коко передвинула свою чашку влево, потом вернула ее на прежнее место и взглянула на Изабеллу. — Это меня доставало.
— Расскажи о смерти.
Коко пошарила в кармане куртки.
