месте, наклонив голову и воркуя. Ему показалось, что быть голубем совсем неплохо.
Мужчины стояли у парикмахерской. Они курили и негромко переговаривались. Франц, откашлявшись, сплюнул на тротуар и вдруг заметил голубя, который невозмутимо прохаживался по проезжей части. В течение нескольких секунд он наблюдал за ним. Энжи внутренне подобрался. Неужели парикмахер его узнал и понял, что ему известно об их планах и что он уже придумал, как их всех уничтожить?
Продолжая ворковать, голубь кружился на месте. При этом он не сводил взгляда с мужчины, который стоял в трех метрах от него. Откуда-то издалека до них донесся рев мотора тяжелого грузовика. Звук становился все отчетливей. Грузовик приближался, но птица не торопилась улетать. Она гуляла но мостовой и то и дело взглядывала на парикмахера.
Разумеется, Энжи проделал все в точности как задумал: выпорхнул из-под тяжелого колеса в самую последнюю секунду. Это ему блестяще удалось, он спасся, но, очутившись в воздухе, вдруг почувствовал, что какая-то неодолимая сила тянет его вниз.
Когда птица взмыла в небо, клетки в черепной коробке Энжи как раз начали группироваться, формируя структуры среднего мозга. И он тотчас же стал обыкновенным зародышем. Зеленый гребень, гигантская собака, Авраам Линкольн — все оказалось позабыто. Голубь, который парил в поднебесье, снова стал всего лишь голубем, а Энжи — человеческим эмбрионом, пребывающим в лоне своей матери и готовящимся в назначенный час родиться на свет.
ЖИДКИЙ БУТЕРБРОД
— «Для мужчин секс — спортивное упражнение, для женщин — духовное».
— Ты так и написал, Винсент? Ну ты и свинья! — Но, произнося это, Изабелла улыбнулась.
Она сидела на полу, прижавшись спиной к стене и притянув колени к груди. Винсент с помощью карманного фонарика обследовал ту же самую стену, небольшую ее часть, которая находилась за дверцами шкафа, и читал вслух то, что когда-то там написал. Идея принадлежала Изабелле. Она рассчитывала, что какая-нибудь из надписей им поможет. Иного выхода из сложившейся ситуации ни он, ни она в настоящий момент не видели.
— «Глупость — страшная сила».
— Ну а это зачем было записывать? В потемках, в стенном шкафу?
— Потому что я тогда все-все старался записать, без разбора, все, что приходило в голову. Любая из надписей могла помочь мне остаться самим собой.
Изабелла внезапно почувствовала какой-то странный удар в животе и с беспокойством взглянула на него. Она никогда еще не испытывала ничего подобного: как будто внутри ее был тихий пруд и кто-то швырнул в него камень. Она спросила Энжи, как он себя чувствует, но ответа не получила. Это показалось ей странным, хотя прежде не раз случалось, что он не разговаривал с ней по несколько дней кряду. Ей подумалось, что, скорей всего, характер у него будет непростой.
Винсент на четвереньках выполз из шкафа.
— Помнишь мои пять вопросов?
— Те, которые ты задал мне тогда в Кракове?
- Да. Помнишь?
Она закинула голову назад, оперлась макушкой о стену и закрыла глаза.
— Какие три завтрака, обеда или ужина из твоего прошлого ты желал бы съесть снова? Какие две вещи, которыми ты когда-то владел, ты хотел бы получить вновь? О каком из своих поступков ты больше всего жалеешь и мечтаешь, чтобы все было так, как если бы ты его не совершал? М-м-м… Я забыла… там было еще два.
Этрих подполз к ней и уселся рядом. При этом он принял ту же позу, что и она.
— Какого человека ты хотела бы встретить вновь?
— Так.
— Какой опыт пережить заново?
— Верно. Мне нравятся эти вопросы. Это хорошая игра. Ты в самом деле погружаешься в прошлое и многое в нем переосмысливаешь. Это как генеральная уборка. Ты их там записал?
— Нет, и это очень странно, ведь именно они в первую очередь должны были оживить мою память.
Она положила ладонь ему на колено.
— И чем, по-твоему, это можно объяснить?
— Полагаю, кто-то здесь побывал и стер некоторые из записей. Я почти в этом уверен. В том числе и пять вопросов. Но знаешь, когда я о них вспомнил, в моей памяти всплыло еще кое-что интересное.
— Что, Винсент?
Счастливо улыбнувшись, как человек, который собрался поведать другому об истинном чуде, свидетелем которого он стал, Этрих сообщил:
— Когда оказываешься по ту сторону жизни, тебя там учат делать жидкие бутерброды.
— Хм-м.
— Хочешь, покажу?
— Ну да.
— Пошли. — Поднявшись, он взял ее за руку. — Я сразу же об этом вспомнил, как только мне пришли на ум эти пять вопросов.
Он привел ее в кухню и жестом предложил сесть на табурет у маленького столика. Очутившись за столом, она вновь подумала, как, должно быть, ему было тоскливо сидеть здесь одному вечер за вечером все эти несколько месяцев и есть готовую китайскую еду.
Этрих подошел к раковине и включил воду. Она потекла толстой струей, под которую он тотчас же подставил руки, сложенные ковшиком. Струя разделилась надвое, и каждый из потоков каким-то немыслимым образом превратился в круглую прозрачную лепешку величиной с ломоть хлеба. Этрих медленно убрал одну руку и выключил воду. Водяные лепешки остались на месте. Они висели в воздухе, медленно вращаясь. Изабелла зажала рот рукой и смотрела на это широко открытыми от удивления глазами.
Винсент подхватил ладонями водяные лепешки и принялся мять их, как тесто. Через несколько секунд он продемонстрировал Изабелле что-то отдаленно напоминавшее бутерброд, но целиком из воды, блестящий и прозрачный.
— Господи, Винсент, как же тебе это удалось?
— Я ведь только что тебе сказал: нас этому научили. Это едва ли не первое, что я сделал там, по ту сторону. Бред какой-то, да? Жидкий бутерброд. Но это было единственным, о чем я тогда мог думать.
— Когда? Где?
— Когда умер, Физ. И вот теперь вдруг вспомнил, как это делается.
— Здорово, но какой в этом смысл?
— Смысл в том, что в моей памяти ожило что-то конкретное из того времени, когда я был мертв.
Изабелла взглянула на него хотя и с любопытством, но без всякого энтузиазма.
— Так, значит, когда умираешь, тебя первым делом учат лепить воду? — Перед ее мысленным взором тотчас же предстала картина — мрачноватый зал, в котором женщина средних лет в блузе свободного покроя и берете учит нескольких других женщин средних лет рисовать, как на платных курсах. — Но ведь смерть — это не шутка, Винсент. Все должно быть более…
Этрих уловил в ее голосе нотку скептицизма и с вызовом ответил:
— Так и есть. Тебя там учат, что все твои прежние мысли, понятия и представления — это вот что! — С этими словами он поднял вверх бутерброд. — А теперь смотри. — Пальцы его скользнули над поверхностью воды, едва касаясь ее. И она тотчас же занялась синеватым пламенем. — Ты можешь зажечь воду. Можешь сделать ее твердой, как камень, или нежной, как шелк. Пока ты жив, тебе кажется, что вода — это всего лишь вода, но в действительности это совсем не так. Да мало ли еще чему там можно
