конец зала.
В открытом кинотеатре в глухой глубинке штата Нью-Йорк на экране в сорок футов высотой демонстрировали сцену из моей жизни.
– Видали, а? Ни одной машины. Кому они фильмы крутят, хотел бы я знать.
Площадка и в самом деле была пуста.
– Можете сделать музыку погромче, если не трудно?
У санатория Фиберглас парковка не пустовала. В девять вечера машин оставалось еще изрядно. Мы подъехали к ярко освещенной входной двери. Я бросила быстрый взгляд на здание, удивляясь тому, что сердце мое молчит.
– Вы здесь кого-то навещаете?
– Да. Старого друга.
Таксист наклонил голову, чтобы лучше разглядеть санаторий через ветровое стекло.
– Кучу денег надо иметь, чтоб в таком месте лечиться. Я посмотрела на его затылок. Таксист недавно побывал в парикмахерской: абсолютно ровная граница волос на фоне абсолютно белой кожи. Сзади он был похож на солдата или на маленького мальчика.
– Как вас зовут?
– Меня? Эрик. Эрик Петерсон, а что?
– Вы меня тут не подождете, Эрик? Я заплачу за лишнее время.
– Знаете, я сам собирался вам это предложить. Так и подумал, что вы не захотите тут долго оставаться, тем более час такой поздний. Вы потом – в Крейнс-Вью?
Повернувшись ко мне, он улыбнулся. Добрососедская улыбка, за которой только вежливость и участие.
– Да. Спасибо вам большое. Но я могу застрять там довольно надолго.
– Ничего. – Он кивнул на переносной телевизор. – Через десять минут последняя серия «Нигде и никогда». Хочу поглядеть.
Выйдя из такси, я заторопилась к входу в здание.
– А вас-то как зовут? – окликнул меня таксист.
– Миранда.
– Я никуда не денусь, Миранда. Можете не торопиться. – Не успела я сделать и нескольких шагов, как он пообещал: – На обратном пути я вам расскажу о гиацинтовых макао.
– Они имеют отношение к постельным клещам?
– Нет, это птицы. О них рассказывали в другом фильме – после клещей.
Он опустил взгляд, и серовато-серые отсветы от экрана замелькали на его лице. Я была так рада, что он согласился меня подождать.
Открыв тяжелую дверь – на сей раз парадную – и войдя в холл, я сразу же была поражена царившей там тишиной. Мои шаги по каменному полу звучали пугающе громко. За столиком дежурной сидела медсестра средних лет и что-то читала. Больше вокруг не было ни души. Я подошла к ней и стала ждать, когда она обратит на меня внимание, но она не отрывала глаз от книги. Бросив взгляд на страницу, я увидела, что это стихи. С трудом разбирая слова вверх тормашками, я прочла начало одного из стихотворений: «Вам, сэр, придется потрудиться: снег будет падать всю ночь».
Она продолжала меня игнорировать.
– Ау. Прошу прощения… – Да?
– Я хочу навестить Франсес Хэтч.
– В какой она палате?
– Не помню.
Женщина шумно вздохнула и обратилась к компьютеру. Назвав мне номер палаты Франсес, она немедленно вернулась к прерванному чтению.
– Прекрасная строчка. Она подняла на меня глаза.
– Что?
– «Повернитесь спиной, сэр, снег будет идти всю ночь». Прекрасная строчка. В нескольких словах так много выражено.
Она перевела взгляд на книгу, потом снова на меня, на книгу. Захлопнула ее и смерила меня подозрительным взглядом. Я повернулась и пошла к лифту.
Он прибыл с мелодичным звоном, двери распахнулись, и из кабины вышла врач Франсес.
– Вы вернулись.
– Да. Мне надо повидать Франсес. Но сначала я хочу спросить у вас: что это за больница? На кого она рассчитана?
– Хоспис. В некотором роде.
– Люди сюда ложатся умирать? Франсес умирает?
