Повариха послушно развязала пояс и вручила его Мэри, которая разгладила складки и пробежала пальцами по материалу. Он был мягким, и, хотя в центре красовалось огромное пятно, ошибиться было невозможно – это расшитая золотом темно-красная ткань.
Это был кашемир. Кашмирская шаль.
Взволнованная, Мэри внесла шаль миссис Полкшэнк в гостиную и поднесла ее к солнечному свету, пробивавшемуся сквозь окно.
– Где вы взяли это? – Мэри сверлила миссис Полкшэнк испепеляющим взглядом. – Вы знали, что это кашмирская шаль? Очень дорогая шаль, то есть, когда она была новая, она, вероятно, стоила как дом. Но сейчас она испорчена, не так ли?
Миссис Полкшэнк побледнела.
– Я не украла ее, мисс Ройл, нашла в мусорной корзине. Я думала, что никто бы не стал возражать, если бы я порезала ее на тряпки.
Мэри не могла поверить в то, что слышала.
– Вы собирались разрезать
– Да, тогда она так не выглядела – вся была черной, выпачкана сажей, как будто ею затыкали дымоход.
Мэри внимательно рассматривала шаль.
– Теперь она так не выглядит.
– Шери выстирала ее и привела в порядок. Хорошая девочка, пусть и француженка, и все такое. Ведь ни один человек не может выбрать место своего рождения, в самом деле!
– Да, не может. – Она опустила шаль и прижала ее к груди. – Миссис Полкшэнк, полагаю, что эта шаль – тряпка, которую Элизабет нашла в папиной шкатулке с документами. Мне бы хотелось сохранить ее.
Повариха уставилась на шаль, пальцы бедной женщины задергались, словно она хотела вырвать этот кашемир.
– Вы же сами сказали, что она испорчена. И больше ничего не стоит.
– Возможно, она больше не стоит денег, но, возможно, будет много значить для Анны и Элизабет.
Миссис Полкшэнк заворчала.
Мэри прикусила губу, не веря тому, что она, бережливая Мэри, собиралась сказать.
– Вы продадите ее… за гинею?
Широкое лицо миссис Полкшэнк засветилось, и на губах появилась хитрая улыбка.
– Ну, это ведь кашемир, как вы сказали. Шаль может стоить кое-каких денег. Вы видели эти золотые нити?
– Миссис Полкшэнк, шаль была найдена в этом доме. Она принадлежит мне по праву.
– Очень хорошо. Спасибо, мисс Ройл. Гинея – справедливая компенсация за то, что я сохранила эту шаль.
– Большое спасибо, миссис Полкшэнк. – Мэри вошла в коридор и взглянула на высоко висящие настенные часы, чтобы узнать, который час. – Где мои сестры? Вы видели их?
– О, они в библиотеке, разыскивают какие-то бумаги. Мне сказать им, что вы спрашиваете о них?
Мэри направилась в библиотеку.
– Спасибо, не надо. Я пойду туда сама.
Когда она дошла до библиотеки, то остановилась, расправив на руке темно-красную шаль с золотыми нитями.
Но даже она должна была признать, что по прошествии этих дней все труднее и труднее становится отрицать достоверность истории детей миссис Фитцхерберт.
Мэри прибыла в дом к леди Аппертон на Кэвендиш-сквер два часа спустя. Девушка была не одна – ее сопровождали Анна и Элизабет.
И пришла Мэри не с пустыми руками. В корзине, раскачивающейся у нее на руке, аккуратно сложенная и тщательно спрятанная, лежала кашмирская шаль. Вполне возможно, что это та шаль, которую леди Джерси сняла с плеч и использовала для того, чтобы запеленать младенцев. Но сестрам понадобится помощь леди Аппертон и лорда Лотариана, чтобы удостовериться в этом.
Когда девушки вошли в библиотеку в сопровождении дворецкого, леди Аппертон сидела, как это часто бывало, на диване и разливала чай.
– Не двигайте вашу чашку, Лотариан, поставьте ее на стол.
– Я услышал ваш голос первый раз за все это время, дорогая леди. – Лорд Лотариан поднял глаза. Заметив присутствие слуги, который ждал, когда можно будет объявить о прибытии сестер, он поднес палец к губам, чтобы девушки не подавали голос.
– Все, что мне надо сделать, так это коснуться этой веревки и… – Она протянула руку и аккуратно потянула за шелковый шнур. Леди Аппертон сложила руки и затаила дыхание, когда хитроумное приспособление из металла ехало вперед, пока не ударилось о чайный столик.
Элизабет, которая не смогла сдержать любопытства, тихо прокралась и стала за диваном, на котором сидела леди.
