Такие вопросы задают юноши и девушки в белых лабораторных халатах, встречаясь в вестибюле Института радия, через который должна пройти Мари. Пятьдесят научных сотрудников каждое утро ждут здесь ее появления. Всякий стремится, «чтобы не беспокоить ее после», спросить совета, получить на ходу какое-нибудь указание. Так образуется то, что Мари в шутку называет «советом».
Совет ждет недолго. В девять часов старенький автомобиль появляется со стороны улицы Пьера Кюри, заворачивает на аллею. Дверца автомобиля хлопает. Появляется мадам Кюри. Группа ожидающих радостно окружает ее. Робкие, почтительные голоса докладывают о том, что такое-то измерение закончено, сообщают новости о растворении полония, вкрадчиво замечают: «Если бы мадам Кюри зашла посмотреть на камеру Вильсона, то увидела бы нечто интересное».
Мари хотя и жалуется иногда, но очень любит этот вихрь энергии и любознательности, налетающий на нее с самого утра. Вместо того чтобы ускользнуть, бежать к собственной работе, она остается, как была – в шляпе и манто, в кругу своих сотрудников. Каждое из этих лиц, жадно смотрящих на нее, каждый взгляд напоминает ей о каком-нибудь опыте, который она обдумывала в одиночестве.
– Месье Фурнье, я думала над тем, о чем вы говорили… Ваша идея хороша, но способ ее осуществления, какой вы предлагаете, не выполним. Я нашла другой, который должен удаться. Я сейчас зайду к вам, и мы поговорим. Мадам Котель, какие получились у вас результаты? Вы уверены в точности расчетов? Вчера вечером я проверила их, и у меня получились несколько иные результаты. Ну, да там увидим…
В ее замечаниях нет ни беспорядочности, ни недоговоренности. В течение нескольких минут, которые она посвящает кому-нибудь из научных сотрудников, мадам Кюри целиком сосредоточивается на данной проблеме, известной ей во всех подробностях. Через минуту она уже говорит с другим о другой работе. Ее ум чудесно приспособлен к такой своеобразной гимнастике. В лаборатории, где молодые люди напрягают все свои силы, она похожа на чемпиона по шахматам, который играет одновременно тридцать – сорок партий.
Люди проходят, здороваются, останавливаются. Дело кончается тем, что Мари садится на ступеньку лестницы, не прерывая заседания, мало пригодного для ведения протокола. Сидя на лестнице и глядя снизу вверх на сотрудников, стоящих перед ней или прислонившихся к стене, она ничуть не похожа на классический тип начальника. И тем не менее!.. Это она сама, тщательно изучив способности каждого, подобрала младших сотрудников лаборатории. И почти всегда она же предлагает им темы работ. К ней приходят ее ученики в минуты отчаяния, твердо веря, что мадам Кюри обнаружит ошибку в опыте, которая увела их на ложный путь.
За сорок лет научной работы эта седоволосая ученая накопила огромный запас знаний. Мадам Кюри является ходячей «энциклопедией» по радию: владея в совершенстве пятью языками, она перечитала все печатные работы об исследованиях в этой области.
В явлениях, уже известных, она открывает возможность дальнейших исследований. Благодаря своему здравому суждению Мари обладает бесценным даром – разбираться в запутанных клубках известного и неизвестного. Расплывчатые теории и соблазнительные, но необоснованные гипотезы некоторых ее учеников встречают отрицание и в выражении ее красивых глаз, и в твердых, как металл, аргументах. С какой уверенностью работаешь у такого учителя, и смелого, и мудрого!
Группа у лестницы мало-помалу редеет. Получившие от Мари указания на текущий день исчезают со своими записными книжками. Мадам Кюри провожает кого-нибудь из них в «физическую» или «химическую» и, наконец, освободившись, идет в свою лабораторию, надевает черный рабочий халат и уходит с головой в собственную работу.
Увы, этот покой длится недолго. Кто-то стучит в дверь. Появляется один из научных работников, держа в руках исписанные листы бумаги. За ним на очереди другой сотрудник… Сегодня понедельник – обычный день заседаний Академии наук, и авторы сообщений, которые должны быть зачитаны сегодня во второй половине дня, приносят их мадам Кюри на просмотр.
Для чтения этих рукописей Мари уходит в очень светлую, небольшую комнату, которую посторонний человек вряд ли без колебаний признает кабинетом известной ученой. Большой дубовый письменный стол, полка для бумаг, книжные шкафы, старенькая пишущая машинка, кожаное кресло, похожее на сотни других таких же кресел, придают комнате приличный вид. На столе мраморная чернильница, стопка брошюр, бокал, откуда щетиною торчат ручки и остро очинённые карандаши, какая-то хорошенькая художественная вещица – подарок студенческого общества… и – о чудо! – восхитительная матово-коричневая маленькая урна из археологических раскопок.
Нередко случается, что руки, подающие мадам Кюри тексты сообщений, дрожат от волнения. Авторы знают, что суд будет суровый! По мнению Мари, изложение их никогда не бывает достаточно четким, достаточно изящным. Она устраняет не только технические погрешности, но переделывает фразы целиком, исправляет синтаксические ошибки. «Ну вот, теперь, я думаю, сойдет», – говорит она, возвращая ни живому, ни мертвому юному ученому его «мазню».
Но когда Мари довольна работой своего ученика, то ее улыбка, слова: «Очень хорошо… Превосходно», – вознаграждают работника за его труд, и, окрыленный, тот летит в лабораторию профессора Перрена, так как обычно он докладывает Академии сообщения сотрудников Института радия.
Тот же Жан Перрен говорит всем: «Мадам Кюри не только знаменитый физик, но и лучший руководитель лаборатории из всех мне известных».
В чем же секрет успеха Мари? Прежде всего удивительный, достойный подражания патриотизм по отношению к Институту радия. Она – пламенный служитель и защитник достоинства и интересов этой любимой ею обители.
Она сама терпеливо добывает радиоактивные вещества в количестве, необходимом для проведения исследований в широком масштабе. Дипломатический обмен любезностями мадам Кюри с директорами бельгийского завода радия «Рудное объединение Горной Катанги» заканчивается неизменно одним и тем же: «Рудное объединение» любезно посылает мадам Кюри тонны отработанной руды, а Мари с восторгом сейчас же принимается за извлечение желанных элементов.
Из года в год Мари обогащает свою лабораторию. Вместе с Жаном Перреном она бегает по министерствам, требует субсидий, ассигнований на научные работы. Таким путем она добивается в 1930 году особого кредита в пятьсот тысяч франков.
Временами она чувствует себя утомленной и несколько униженной этими хлопотами и тогда описывает Еве свои ожидания в приемных, свои переживания, а в заключение говорит с улыбкой:
– По-моему, в конце концов нас выставят за дверь, как нищих.
Научные работники лаборатории Кюри под руководством такого надежного кормчего вторгаются в еще
